Игра в безумие (сборник)
Шрифт:
Только начала она писать, как ввалился Гарри в компании какого-то типа. До этого не водил к ним никого, кроме Джо Хаммера. Вновь прибывшего представил как Бадди - «парень на все сто!». Лорин сочла, что он больше похож на бандита. Серую кожу худого лица покрывала трехдневная щетина. Он был в кожаной куртке, чуть коротковатой, не закрывавшей мускулистых бедер, обтянутых узкими брюками. Ботинки у него были в ужасном состоянии. Лорин показалось, что оба на взводе. Гость пронзительно сверкал глазами и хохотал, показывая все зубы. О приличиях он понятия не имел и говорил на таком вульгарном
– Можешь нас чем-нибудь угостить? - спросил Гарри.
– Ты лучше спроси меня, обедала ли я! - возмутилась Лорин.
– В четыре часа? - удивился Гарри.
Он перенял вульгарность своего приятеля и выглядело это отвратительно.
– С Бадди мы познакомились в исправительном доме, - пояснил Гарри, - Ох, чего бы мы могли порассказать…
– Помни Бога-Отца и Сортирную Швабру! - захохотал Бадди, дав ему мощнейшего леща.
– Бог-Отец был немного чокнутый, - пояснил Гарри, - говорить не умел, но из его кабинета выходить можно было только задом…
– Гарри не был крепок на задок! - залился смехом приятель, подмигивая Лорин.
– Вся эта богадельня, все эти подонки и обормоты - какое это было дерьмо, - подытожил Гарри.
– А Сортирная Швабра тоже был ничего себе ходок, - вмешался Бадди.
– Высокий, худой, с желтыми усами в форме щетки - пояснил Гарри, - и не такой уж страшный для педеля.
– Помнишь, как он настрочил донос на тему кобелей и фифочек? И как ему за это влетело.
– Кобели, допустим, это понятно, - удивилась Лорин. - И у них там были свои приятельницы?
Столь невинный вопрос вызвал бурю смеха обоих мужчин.
– Нет, это надо будет записать, - заливался Гарри.
Она была разочарована. Вместо того, чтобы показать свое превосходство, Гарри состязался в вульгарности со своим приятелем. Его поведение было просто рабским копированием Бадди. Но получалось это неубедительно. И Лорин сказала себе, что ее обязанность - вырвать его из такого общества.
Под вечер Бадди вышел, накупил деликатесов, а когда спустилась ночь, ничто не указывало на его намерение уходить.
– Бадди будет сегодня у нас ночевать, - пояснил Гарри. - У него проблемы с хозяйкой.
Слово «хозяйка» вызвало новый взрыв смеха обоих приятелей. Лорин понятия не имела, в чем дело.
Собираясь в ванную, Бадди без всякого стеснения начал раздеваться на глазах Лорин, которая, покраснев, отвернулась. Потом, не закрыв дверь в ванной, начал мыться. Она не знала, куда девать глаза. Совершая туалет при открытых дверях, продолжая разговаривать с Гарри, он позволял себе дерзкие комментарии насчет своих мужских достоинств и на сравнение их с Гарри. Разумеется, сравнение оказывалось в его пользу.
– Разумеется, - зубоскалил он, - если речь о роскошных бедрах, Гарри побьет меня на несколько дюймов! По этой части он в школе был королевой! Называли его «Мерилин».
– Прекрати, - протестовал Гарри. - Прошу тебя, набрось завесу стыдливости на мое сомнительное прошлое!
Лорин чувствовала себя все хуже, ситуация становилась непереносимой. Ей хотелось бежать отсюда, бросив все свои вещи. И тут Бадди вышел из ванной, блестящий от воды и голый, и начал вытираться посреди комнаты - разумеется, он взял полотенце Лорин. По безумному смеху Гарри она догадалась, что его приятель делает непристойные жесты. Тут она пожалела, что уехал уравновешенный Джо Хаммер - он, по крайней мере, никогда не вел себя вульгарно.
Чтобы умыться, она закрылась в ванной, и легла спать, не снимая халата, надетого на короткую прозрачную сорочку. Сунув голову под подушку, она к появлению Гарри уже успела уснуть.
Потом ее разбудил свет, падавший из ванной; перевернувшись на другой бок, она заметила, что место рядом с ней пусто. Потом она снова уснула. Разбудила ее теплая рука, ласково блуждавшая по ее телу. Разморенная теплом и роскошным ощущением полусна, она едва не поддалась не стала отвечать на ласки. Но тут вдруг вспомнила, что у них Бадди. Так что нечего устраивать представление перед этим отвратительным типом. Отодвинув руку, становившуюся все более настойчивой, она отвернулась к стене. Для нее этот утренний час, когда день боязливо вползает сквозь шторы, когда все еще тихо, спокойно, охвачено благодатью, когда сознание еще рассеяно после сна, был временем лучших, сладчайших воспоминаний. Она любила медленно просыпаться, когда чувства, еще не пробудившиеся, наплывали плавными волнами, как океанский прибой на золотистом песчаном пляже. Гарри тоже любил заниматься любовью утром, когда все вначале происходит в полусне, когда наслаждение растет постепенно и становится ослепительным, как восходящее солнце.
В этой блаженной истоме Лорин вдруг почувствовала на шее жесткую колючую щетину. Настойчивая рука скользнула ей на талию.
Тут ее охватили сомнения. Рука ее нащупала мускулистые волосатые бедра, прижатые к ее бедрам, гладким и нежным. Это не было тело Гарри, такое близкое и знакомое. Внезапно придя в себя, она резко обернулась.
– Вон из моей постели! - заорала она на Бадди.
В полутьме Лорин увидела его волчью небритую морду, широкие костлявые плечи, в лицо ей ударила кислая вонь его дыхания.
– Что за новости! - возмутился он. - Что мне, оставаться на полу, ведь Гарри уже смотался! Какого черта? Я весь застыл.
– Где Гарри?
– Пошел искать работу. Получил предложение.
– Оставь меня в покое, или я все ему расскажу.
– Да не злись ты, успокойся!
Он шевельнулся, словно собираясь встать. Выпрямился, худой и крепкий, характерная фигура с узкими бедрами. Был возбужден и совсем не скрывал этого. Лорин закрыла глаза, чтобы не смотреть на демонстрацию мужских достоинств. Бадди пробуждал в ней все большее отвращение.
Вместо того, чтобы встать с постели, он навис над нею. Она открыла глаза.
– Ты хочешь…
Он рухнул на нее, пытаясь поцеловать. Она отвернулась. Начал ласкать губами ее грудь. Худые плечи обладали силой Геркулеса.
– Хочешь узнать, что такое мужчина, настоящий мужчина? - шепнул он ей.
Она была потрясена и возмущена одновременно. Дикость Бадди, потрясающая его вульгарность, нескрываемое чудовищное желание и черная растительность, покрывавшая все его тело, пробуждали в ней нечто большее, чем отвращение - какую-то таинственную тревогу.