Игра в безумие. Прощай, сестра. Изверг
Шрифт:
А теперь он разглядывает девушек. Любуется стройными ногами, пышными бюстами, крутыми бедрами, и чувствует себя прекрасно.
Может, это у него пунктик, но ему кажется, что в прекрасных белых зубах, загорелых лицах и выгоревших на солнце волосах есть нечто возвышающее. Может, вся соль была в том, что он никогда не сравнивал это с тем, что он видел в Корее.
Кто-то постучал в дверь. Его это удивило. Отвернувшись от окна, он спросил:
— Кто там?
— Я, — ответил голос. — Питер.
— Кто? — переспросил
— Питер. Питер Белл.
«Кто это Питер Белл?» — удивился он. Пожал плечами и подошел к туалетному столику. Открыл верхний ящик и достал свой пистолет тридцать восьмого калибра, который лежал возле шкатулки с запонками. Прижав пистолет к бедру, подошел к дверям и чуть приоткрыл их. Достаточно однажды схлопотать пулю, и начнешь сторониться, осторожничать, открывая двери, даже если гость и представился.
— Берт? — снова раздался голос. — Это я, Питер Белл. Открой.
— Мне кажется, я вас не знаю, — уклончиво сказал Берт.
Внимательно вглядываясь в сумрак коридора, он все еще не мог избавиться от ожидания выстрелов, которые разнесут двери в щепки.
— Ты меня не узнаешь? Эй, парень, ведь это я, Питер. Ты меня не помнишь? Ну, мы же были корешами. В Риверхиде. Это я, Питер Белл. Клинг еще немного приоткрыл двери. Мужчине, стоявшему в коридоре, было лет двадцать семь, не больше. Он был высок и мускулист. На нем была коричневая кожаная куртка и кепка яхтсмена. В полутьме черты лица были плохо различимы, но что-то в них было знакомое, и Берт почувствовал себя глуповато, вспомнив, что у него в руке пистолет. Он распахнул дверь настежь.
— Входи.
Питер Белл вошел в комнату. Теперь и он заметил пистолет и вытаращил глаза.
— Эй, — воскликнул он, — эй, с ума сошел, Берт, что это значит?
Клинг смущенно взглянул на пистолет, а когда узнал стоявшего посреди комнаты человека, почувствовал себя крайне неудобно.
— Ну, я как раз его чистил, — сказал он.
— Теперь ты меня узнал? — спросил Белл, и у Клинга возникло неприятное ощущение, что Белл понял его обман.
— Да, — ответил он. — Как дела, Питер?
— Да так-сяк, жить можно. — Он протянул руку. Клинг ее пожал, в то же время внимательно вглядываясь в его лицо. Питера Белла можно было назвать привлекательным человеком, не будь у него такого большого горбатого носа. Но если бы Клинг не узнал ни одну другую черту его лица, он не смог бы ошибиться с этим массивным горбатым отростком, торчавшим между хитрыми карими глазами. Теперь он вспомнил, что Питер Белл был исключительно приятным парнем, только вот нос у него непрерывно рос. Последний раз они виделись лет пятнадцать назад, потом Белл переехал в другую часть Риверхида. Значит, такой носище он отрастил за эти годы. Клинг вдруг осознал, что упрямо таращится на него, и почувствовал себя совсем неудобно, когда Белл сказал:
— Что ты так уставился на мой клюв? Ничего себе, да?
Воспользовавшись неожиданной переменой темы, Клинг убрал пистолет обратно в ящик туалетного столика.
— Думаю, ты гадаешь, зачем я здесь? — продолжал Белл.
Честно говоря, Клинг именно этим и занимался. Он обернулся, закрыв ящик.
— Ну нет. Старые друзья часто… — он умолк, не желая лгать дальше. Питера Белла другом он не считал. Они не виделись пятнадцать лет, но и в детстве, и в юности они как-то не сблизились.
— Я прочел в газетах, что тебя ранили, — заявил Белл. — Ужасно люблю читать. Каждый день покупаю полдюжины газет. Что ты на это скажешь? Ручаюсь, ты и не знаешь, что в нашем городе выходит столько газет. Я всегда их читаю от первой до последней страницы. Ничего не упускаю.
Клинг усмехнулся, не зная, что и сказать.
— Ну, вот видишь, — продолжал Белл, — это был просто шок для меня и Молли, когда мы прочли, что тебя ранили. И после этого я вдруг встречаю твою матушку на Форрест-авеню. Она говорит, они оба, она и твой папаша, просто сами не в себе, но этого следовало ожидать.
— Но ведь это всего лишь рана в плечо, — заметил Клинг.
— Только царапина, и все? — осклабился Белл. — Ну, я и решил заехать к тебе, парень.
— Говоришь, Форрест-авеню? Ты что, вернулся в старые места?
— Что? Да нет. Я же таксист. У меня свое такси, лицензия и тому подобное. Обычно я мотаюсь по Айоле, но вызывают меня и в Риверхид, вот я и попал аж на Форрест-авеню и случайно увидел твою мамашу. Вот так.
Клинг снова взглянул на Белла и понял, что на нем не кепка яхтсмена, а форменная фуражка, которую тот носит на работе.
— Я прочитал в газетах, когда героя-полицейского должны выпустить из больницы, — продолжал болтать Белл. — Они привели и твой адрес, и все. Ты ведь со своими стариками не живешь?
— Нет, — сказал Клинг. — Когда я вернулся из Кореи…
— Ну, там я не был, — перебил его Белл. — Прорвана барабанная перепонка. Ну разве не смешно? Но я так думаю, что настоящая причина, почему меня не взяли, — это мой румпель. — Он коснулся носа. — В газетах писали о том, что начальник дал тебе еще неделю отпуска. — Белл засмеялся. Зубы у него были очень белые и ровные. На подбородке у него была очаровательная ямочка.
«Но нос все портит,»— подумал Клинг.
— Как ты себя чувствуешь в роли звезды? Скоро начнешь выступать в той телепередаче, где отвечают на вопросы о Шекспире.
— Ну… — нерешительно протянул Клинг. У него появилось желание, чтобы Питер Белл ушел. Этого визита он не хотел и уже был сыт им по горло.
— Ну, — продолжал Белл, — я, конечно, должен был к тебе заглянуть.
И после этого в комнате повисла напряженная тишина. Клинг выдавил из себя:
— Выпьем по рюмочке? Или угостить чем-нибудь?