Игра в безумие
Шрифт:
– Полагал, вы не слезаете с велосипеда, не знал, что у вас машина.
– Ну да. Я почту развожу на своем старом велосипеде, в любую погоду, знаете, нужен бы грузовичок, но его не дают, говорят, не окупится. А машина у меня для личных нужд. Купил я её год назад. Вначале пришлось повозиться, но теперь уже все в порядке. Знаете, совсем другое дело, если поехать к морю можешь, когда захочешь.
– Не знаю, как можно обходиться без машины.
– Брилл предложил Роджерсу сигарету и, когда тот отказался, закурил сам.
– Гилузо, вам что-нибудь
Заметив страх, мелькнувший в глазах Роджерса, понял, что попал в цель.
– Полагаю, что это имя мне неизвестно.
– Но ферму Бэчстед вы же знаете? Заброшенное здание. Давно там никто не живет?
Роджерс встал, повернулся к жене, которая как раз принесла поднос с чаем и кексами.
– Спрашивают, как давно на Бэчстед Фарм никто не живет, мамочка. Пожалуй, года четыре, ты как думаешь?
Поднос грохнул об стол. Миссис Роджерс промямлила нечто, звучавшее как согласие, перед Бриллом оказалась чашка чаю с куском кекса.
– Вы знали, что в доме никто не живет. Почему тогда доставляли письма?
Почтальон открыл было рот, но тут же закрыл его. Жена проворчала:
– Я что тебе говорила! Роджерс опять обрел дал речи:
– Я тут ни при чем. Письма были адресованы туда, ну я и опускал в ящик. Почему бы и нет?
– Доставляли письма в дом, где уже годы никто не живет и жить не может, ибо это руины, - насмешливо сказал Брилл.
– Ради Бога, не прикидывайтесь идиотом. Вы знали, что кто-то их забирает.
– Лучше уж расскажи ему, - бросила жена. Роджерс молчал. Тогда, подойдя к каминной полке, она подняла фарфоровый колпак и достала конверт.
– Это пришло по почте.
На конверте было напечатано:
"Мистеру Роджерсу, почтальону", - и его адрес. На штемпеле: "Лондон, 20 мая". Внутри, на листке бумаги тоже на машинке:
"Опускайте, пожалуйста, всю почту, адресованную А. Гилузо, Бэчстед Фарм, Найт-роуд, Саттон Виллис" в почтовый ящик перед домом. Я перееду ещё до конца года. Благодарю за услуги".
– В конверте были два десятифунтовых банкнота, - пояснила она.
– Для нас это большие деньги.
– Она не хотела, чтобы я их взял, но дело в машине, понимаете, оправдывался Роджерс.
– Эти деньги оказались так кстати, нужно было уплатить за ремонт. Понимаете, мотор полетел, нужна была новая головка блока...
– Я его отговаривала. Но он уверен был, что это никому не повредит.
Брилл не собирался терять время даром.
– Вы получали от него ещё письма, ещё деньги?
– Нет.
– Сколько писем вы бросили к ящик? Подумайте. Это важно.
– Не помню, не помню точно. Может, с дюжину. Не больше.
– Штемпели не заметили?
– Думаю, все были лондонские.
– И вы уверены, что никогда не видели забиравшего их человека?
– Да. Послушайте, в чем, собственно, дело? Что этот парень затеял?
Вмешалась миссис Роджерс:
– Вы же не обязаны сообщать все почтмейстеру,
Супруг её взглянул на Брилла, но в презрительном взгляде того не увидел для себя никакой надежды.
– Не нужно было говорить ему, мамочка, не нужно было говорить о деньгах.
– Мне придется подать рапорт.
– Брилл вложил конверт в папку.
– Это может оказаться важным доказательством в деле об убийстве Олбрайт.
Миссис Роджерс вскрикнула.
– Хватило бы нам велосипеда, Роджерс. Автомобиль не для деревенщины.
Двадцать тридцать, субботний вечер. Чудный вечер, но небо хмурилось, и собирались тучи. В ту самую минуту, когда Брилл лбом испытывал дубовую балку Роджерса, Хэз-лтон с удовольствием разглядывал другой деревенский дом. Окден Коттедж оказался небольшим, но очень красивым кирпичным домом семнадцатого века, всего в нескольких минутах езды от Кремптона. От дороги его закрывала густая живая изгородь, перед которой расстилался идеально ухоженный газон, огороженный покрашенной в белый цвет цепью. К дому вела короткая дорожка, справа от которой стоял большой сарай, а слева - ещё более идеальный газон. Все в целом производило необычайно приятное впечатление. Хэзлтону особенно понравилась современная, но стилизованная под старину лампа, висевшая снаружи над дверью.
Лысеющий мужчина, открывший ему, подтвердил, что он мистер Дарлинг. Проводив Хэзлтона в гостиную, где в одной витрине стояли серебряные сахарницы и солонки, а в другой - фарфор, газеты были аккуратно уложены в стопку и возле каждого кресла стоял маленький полированный столик. К подлокотнику одного из кресел был прикреплен так называемый "телевизионный столик" с чашкой и блюдцем. Дарлинг выключил телевизор. Хэзлтон извинился за беспокойство.
– Ну что вы... Я вечерами смотрю телевизор, но вот программы все слабее, вам не кажется?
– Не могу сказать, что имею возможность смотреть телевизор, мистер Дарлинг. Моя жена обожает викторины.
– В самом деле? Викторины?
– Дарлинг на миг задумался, потом снял столик с подлокотника и два раза позвал: - Изабель!, - второй раз уже от двери.
В комнату вошла высокая худая женщина с серо-стальными волосами.
– Моя сестра Изабель. Старший инспектор Хэзлтон, верно? Можно что-нибудь вам предложить, инспектор?
– Спасибо, мистер Дарлинг. Чуть-чуть виски с водой.
Седовласая женщина подала ему руку. У неё была чудная кожа, чистая, как у ребенка.
– Очень приятно. Не правда ли, чудная погода? Этим летом просто не на что жаловаться.
– Дивное лето. Мне это так напоминает прошлое, когда все, включая погоду, было гораздо лучше, правда?
– Вы сами ухаживаете за садом? Или вам кто-то помогает?
– Простите?
Дарлинг из-за спины сестры показал на ухо. Хэзлтон повторил, уже громче. Женщина мило улыбнулась:
– Простите. Как вы заметили, я стала глуховата. Да, садом занимаюсь я одна, Джонатан...