Игра в чертогах смерти
Шрифт:
Провалиться в астрал местным дикарям!
Гибберлинги топали следом за эльфом, держась, как обычно, тесной группой – понятное дело, что это не очень разумно с точки зрения возможного нападения, но всякому известно, что шагать врозь их не заставишь.
И позади шел Велигор, мрачный и необычайно молчаливый, в обгорелой рясе.
Головешка время от времени оглядывался, проверяя, не отстал ли храмовник – тот еле тащился, поскольку не спал всю ночь, дожидаясь, пока сгорит тело Пожирателя, а потом закапывая кости и пепел.
Джунгли
Не прошли и десятка километров, когда Велигор споткнулся на ровном месте и едва не свалился.
– Стой, подождите, – сказал он, хватаясь за ствол ближайшего дерева и тяжело дыша. – Да помилует меня всемогущество Тенсеса, но мне нужно слегка отдохнуть, а может быть, помолиться, чтобы небесные силы дали мне сил земных для продолжения странствия…
– Какие к астралу молитвы? – отрезал Головешка. – Слава предкам, ты хорошо знаком со святой магией… неужели ты не в состоянии восстановить силы заклинанием?
– Это… это, – храмовник запыхтел, побагровел, глаза его выпучились, как у рака. – Не подбивай меня на дела нечестивые! Ты, отродье нечеловеческое, враг истинной веры!
– Так ты ради веры сюда явился? – протянул Головешка, не скрывая издевки. – Рассказывай эти сказки тупоумным старушкам, что побираются у храмов бывшего мага, выбившегося в боги… Те мощи, какие ты хочешь добыть, помогут вам собирать с легковерных еще больше денег, ведь к ним пойдут паломники. Что, скажи, это не так?
Велигор замахнулся копьем, эльф потянулся к мечу.
– Стойте! Стойте вы! – между ними оказалась Ульфа, решительно выставила мохнатые лапы. – Помните, сколько мы прошли, что преодолели, и все ради того, чтобы вы поубивали друг друга в шаге от цели? До нее недалеко, я чувствую, и там нам понадобятся все силы и умения, что есть у каждого! Истинно!
– Пусть этот горелый огрызок эльфа засунет свой поганый язык… – начал было храмовник, но осекся на полуслове, лицо его вытянулось, зато копье в руке опустилось. – Ох, да простит мне Свет грех сквернословия, и прочие грехи мои…
Головешка сжал рукоять меча с такой силой, что в суставах хрустнуло.
Накатило яростное желание выхватить клинок и отрубить голову мерзкому уродливому святоше. Выточить кол в форме священной свечи и насадить на него окровавленную, глумливо ухмыляющуюся башку… пусть хоть после смерти послужит образцом благочестия.
– И ты прости меня за слова злые, – продолжил Велигор, без боязни подходя к эльфу. – Не по искреннему велению сердца были они сказаны, а по наущению врага истинного для всех на земле живущих, того, кто нас с пути истинного сбивает, творит зло и нечистоту…
– Ладно, проехали, – проговорил Головешка, с трудом шевеля окостеневшим от гнева языком.
В конце концов убить Велигора можно будет и после того, как они добудут подвеску. Ведь наниматель ничего не сказал насчет того, что нельзя лишать жизни спутников… после того, как они исчерпают свою полезность и станут не более чем надоедливой обузой.
И Ульфа по-своему права – у пирамиды, что ждет их впереди, может пригодиться каждый.
– Радостно слышать такое! – взревел храмовник и заключил Головешку в воистину медвежьи объятия.
– Ну вот и хорошо, – сказала гибберлингка. – И почему бы тебе не восстановить силы заклинанием? Чем это унизит тебя и умалит мощь великого и святейшего Тенсеса?
Велигор отпустил эльфа и отступил на шаг.
Видно было, что он колеблется, что с одной стороны, возразить вроде бы и нечего, а с другой стороны – так просто не выкинуть тот совсем не рациональный набор убеждений и правил, который обычно и называют верой.
– Ну, это же грех воистину… – протянул он наконец. – Хотя не самый страшный.
– Если ты не сделаешь этого, то скоро рухнешь от слабости, – продолжала настаивать Ульфа. – А если вдруг кто еще нападет? Опасность витает рядом, Нить любого может оборваться вот-вот, и темное облако неопределенности продолжает скрывать будущее. Клацают рядом ножницы тех, кто обрывает судьбу любого из живущих. Видишь?
Говорила она убежденно, лапами размахивала яростно, и Велигор сдался.
– Ладно, – буркнул он, поднимая крепко зажатую в кулаке деревянную свечу. – Согрешу я, ибо детям Света иногда неможно жить в этой юдоли скорбей без греха… Отмолю потом.
От символа веры в Тенсеса, принесшего в Сарнаут возможность истинного воскрешения, потек мягкий белый свет. Через миг храмовник оказался заключен в тонкую полупрозрачную скорлупу, плечи его расправились, лицо прямо на глазах начало разглаживаться.
Головешка отступил, отвел глаза – почему-то этот свет показался неприятным.
– Вот так куда лучше, – сказала Ульфа, когда ореол вокруг храмовника развеялся.
– Ага, – подтвердил Свен.
– Ух, словно повторно родился, – произнес Велигор, и голос его прозвучал глубоко и мощно, так же как и ранее. – Отныне снова я готов сокрушить любое исчадие, что осмелится встать на нашем пути!
И они пошли дальше.
Вскоре тропа привела к болоту, но как ни странно, не закончилась, побежала дальше, с кочки на кочку. Потянулась унылая топь с висящими над ней облаками вонючих испарений, полчищами летучих кровососов и чавкающей, зыбкой поверхностью под ногами.
В какой-то момент Головешка услышал позади вскрик, обернулся, вытаскивая меч и одновременно готовясь метнуть заклинание – мало ли какая опасность могла неслышно подкрасться в этой дымке или выбраться из-под воды?
Но обнаружил лишь, что Ульфа бессильно обвисла на руках братьев, а голова провидицы мотается из стороны в сторону.