Игра в кроликов
Шрифт:
…
Барон заливает остатки шоколадных хлопьев подмерзшим ванильным йогуртом, который простоял у меня в морозилке минимум год.
– А шоколад есть? – спрашивает он.
– Вчера ко мне приходил Алан Скарпио, – говорю я, изо всех сил стараясь сдержаться.
– Ага, ну да, – отвечает он и запихивает в рот хлопья.
А потом медленно откладывает ложку в сторону, переставая жевать. Он хорошо меня знает: понимает, когда я шучу, а когда говорю про самую настоящую встречу с живым, мать его, Аланом Скарпио.
– Ты серьезно?
–
– Алан Скарпио приходил в зал Фокусника?
– Да.
– Вчера?
– Ага.
– Тот мужик в толстовке, который пошел играть после меня?
– Именно.
– Охренеть. И вы пообщались?
– Ага. И пирога поели.
Барон смотрит на меня с распахнутым ртом.
– Ну, Скарпио поел. Мне хватило кофе.
На то, чтобы выставить Барона восвояси, уходит немало времени, но сначала приходится рассказать подробности вчерашнего вечера и пообещать позвонить, как только встречусь со Скарпио.
6. Сабатини против Граф
Дождь в Сиэтле не такой, как в других городах.
Непогода заставала меня и в Лондоне, и в Нью-Йорке, и в Гонконге, и много где еще, но нигде, кроме северо-западного тихоокеанского побережья, не было такого дождя. Изумрудный полумрак здесь глубокий, бесконечный и пористый. Он сливается с окружением и в какой-то момент становится неотъемлемой твоей частью.
Путь к закусочной я прохожу под дождем.
На мне выцветшая синяя толстовка с капюшоном, джинсы и светло-серые конверсы All Stars.
В Сиэтле я живу практически всю жизнь, и хотя иногда мне доводилось оказываться под зонтиком, я даже не помню, есть ли у меня собственный.
Здесь никого не удивить тридцатью дождливыми днями в месяц. К ним привыкаешь. Осенней депрессии у местных жителей не бывает – она длится у них круглый год. И, честно признаться, меня все устраивает.
Я люблю дождь; в нем можно скрыться.
В закусочную я приезжаю за полчаса до встречи и, пока жду, успеваю выпить несколько чашек безвкусного кофе. Иногда начинает казаться, что мне все просто приснилось, но на заляпанном композитном столе рядом с грязно-белой керамической кружкой лежит визитная карточка Скарпио.
Это не сон. Все было взаправду.
Связь с «Кроликами» преследовала меня всю жизнь, но чувство это было эфемерным, мимолетным, ускользающим. А сейчас что-то изменилось. Как будто еще чуть-чуть, и появится доказательство, что не зря были потрачены все часы, проведенные в интернете в поисках информации об игре, в существовании которой никто не был уверен; все деньги, отложенные на поездки по захолустьям типа канадского Виннипега, где в итоге не находилось ни единой зацепки; все силы, уходившие на бесконечные подработки, ведь так нужно было купить коллекционное издание какого-нибудь непонятного атласа, в котором якобы скрывались подсказки по игре.
Картинка наконец-то складывалась воедино. Словно «Кролики» вдруг стали реальностью.
Но Скарпио опаздывает. Почти что на час.
Выпив еще кофе, я минут пятнадцать сверлю взглядом номер на визитке, а потом решаюсь позвонить.
На первом же гудке трубку берет какая-то женщина.
– Да?
– Эм, здравствуйте. Позовите, пожалуйста… мистера Скарпио. Мы вроде как должны были с ним сегодня встретиться.
– Вы «вроде как» должны были встретиться?
– Он сказал, что встретит меня за завтраком.
– Откуда у тебя этот номер?
– Мистер Скарпио дал.
На какое-то время воцаряется тишина.
– Ну и где ты?
– В закусочной.
– В какой еще, на хер, закусочной?
Я диктую адрес.
– Вот там и сиди. – Она вешает трубку.
Не знаю, что она собирается делать: заставить его позвонить, прийти или перенести встречу. Хочется есть, но не хочется оказаться перед Аланом Скарпио с тарелкой яичницы, если он вдруг заявится, так что я ничего не заказываю.
– Ну, как тебя звать? – интересуется женщина, плавным движением присаживаясь за столик.
Ей лет тридцать пять, азиатка. В блестящих черных кудрях – едва заметные цветные пряди. Одежда на ней дорогая: ощущение складывается такое, что она либо агент ФБР, либо продавщица из бутика Тиффани. На ее губах играет полуулыбка, по которой видно – эмоции за ней совсем не те, что скрываются за обычной улыбкой.
Людей в закусочной не очень много, но столиков десять заняты точно. Откуда она узнала, что это со мной должен был встретиться Скарпио?
– Меня зовут К, – отвечаю я.
– К. Сокращение, что ли?
– Да.
Она быстро понимает, что не дождется пояснений, и склоняется ближе, скрещивая руки на столе.
– Где он?
– Скарпио?
– Кто еще-то, блин?
– Не знаю.
Только сейчас я замечаю, что из-за разговора – или, скорее, допроса – постукиваю по столу, повторяя третий, финальный, сет финала Уимблдонского турнира 1991 года: Штеффи Граф против Габриэлы Сабатини. Эта партия вошла в историю, сделала Граф легендой Уимблдона. Ее подачи я выстукиваю слева, Сабатини – справа. Во втором сете Штеффи проиграла. Среди зрителей сидит принцесса Диана. Чудесный денек.
Женщина смотрит на меня так, словно видит насквозь. Пульс учащается. Я изо всех сил стараюсь медленно, глубоко дышать.
– Вы вчера здесь встречались?
– Да. Ну, точнее, мы встретились в зале игровых автоматов, а потом пошли сюда есть пирог.
Она кивает, обдумывая сказанное.
– А мистер Скарпио приедет? – спрашиваю я.
– Итак, вы поели пирог. Что дальше?
– Не мы, а мистер Скарпио. Только он ел пирог.
Она смотрит на меня, дожидаясь ответа на вопрос.