Игра в кроликов
Шрифт:
– Хорошо, – соглашаюсь я и иду на кухню ставить чайник.
В гостиной я храню все, на чем строится моя жизнь: тысячи книг распиханы по полкам армией слепых маньяков, не иначе; старые игровые консоли опасно громоздятся друг на друга на покоцанной икеевской полке под телевизором – название у нее забавное, но я его уже и не вспомню; на бесчисленных полках теснятся всевозможные игрушки, свечи, настольные игры, пластинки и старинное навигационное оборудование времен парусного судоходства.
В
Я приношу Хлое чашку «Эрл Грея» без кофеина. Мы садимся на потертый диван с бурым винным пятном, в точности повторяющим очертания Японии, и достаем телефон Алана Скарпио.
Рассматриваем заставку – породу собаки (помесь кавалер-кинг-чарльз-спаниеля с кем-то еще), фон (пес сидит на траве перед кустом рододендронов) и бандану (она лазурного цвета). Но что это значит? И значит ли вообще что-нибудь?
Мы выпиваем весь чай, завариваем новый и постепенно переключаемся с игры на другие темы. Говорим про любовь (Хлоя только что рассталась с парнем, барабанщиком по имени Грифф, которого мы с ней прозвали Маппетом), про жизнь (у меня паркет вздулся от воды, нужно его чинить или покупать новый), про семью (у меня никого не осталось; семья Хлои жива, но не всегда это повод для радости).
Недавно мать Хлои арестовали за нападение на продавца где-то во Флориде. Несмотря на то что все ее детство было полным раздольем грусти и наплевательского отношения и что она до сих пор жутко нервничает из-за матери, выросла она весьма спокойным и уравновешенным человеком. Или просто научилась мастерски притворяться, сложно сказать. В общем, все равно впечатляет.
Я бросаю взгляд на часы. Время перевалило за три.
– Наверное, спать пора?
Хлоя, зевнув, кивает.
– Можешь переночевать здесь, – говорю я. – У меня есть свободная комната.
– Серьезно?
– Да, конечно. Если понадобится полотенце или еще что – ты знаешь, где у меня что лежит.
– Ага, – соглашается она.
– Отлично.
Я нахожу Хлое тонкие голубые спортивные штаны и футболку с логотипом подкаста TANIS, чтобы ей не пришлось спать в уличной одежде.
Она благодарит меня, и какое-то время мы молча стоим в коридоре. Хлоя дергает ниточку чайного пакетика, намотанную мной на ручку кружки. А потом перекатывается на пятки, и на губах ее появляется нечитаемая усмешка.
Спешно пожелав ей спокойной ночи, я сбегаю в свою комнату и закрываю за собой дверь.
В кровати я достаю телефон и рассматриваю скриншот экрана Скарпио.
Бездумно уменьшаю и увеличиваю изображение, потому что мысли мои с Хлоей, оставшейся в другой комнате.
О чем она думает? Обо мне? А если обо мне, то что именно? Нет, с чего бы ей обо мне думать. Как будто у нее не может быть других мыслей.
Но почему она усмехалась? Хотела меня спровоцировать? Может, ждала, что я ее поцелую? Нет. Так бы мы окончательно запутались в наших отношениях.
Да, точно.
И что? Ну запутались бы немного, и что дальше?
Я приближаю морду собаки. А ведь Хлоя действительно может обо мне думать, почему нет? Рассматриваю мелкие детали зданий, маячащих вдалеке. Она только что рассталась с парнем, и у меня никого нет. Я вновь разглядываю собаку. Она умная, красивая девушка, и она мне нравится – что в этом такого? Я увеличиваю траву. Так, ну хватит. Заканчивай сходить с ума. Потом – бандану собаки. Но Хлоя самая лучшая… Ого, не хватало только совсем раскис- нуть.
Я продолжаю приближать и отдалять разные части заставки, пытаясь понять, о чем думает Хлоя, и в итоге замечаю что-то.
Странный блеск прямо под банданой.
Металл, виднеющийся на ошейнике. Видимо, адресник.
Я увеличиваю изображение еще сильнее.
Качество получается просто ужасным, и среди мелких слов получается разглядеть лишь одно: имя собаки. Рабарбер.
Выскочив из постели, я в спешке натягиваю штаны.
– Рабарбер? Это еще что за хрень? – спрашивает Хлоя, садясь в кровати и потирая глаза. Она уже успела заснуть.
– Ревень, – отвечаю я. – На датском языке.
– Необычное имя, – замечает она, мигом просыпаясь.
– Вот уж точно.
Хлоя тут же начинает суетиться:
– Нужно почитать в интернете историю ревеня. Может, найдем что-нибудь? – Она достает телефон, приступая к делу.
– Уже, – говорю я. – Все прочитано, нумерология проверена, «ревень» через матрицу слов про- гнан.
– И как, нашлось что-нибудь?
– Да, но не в интернете.
– А где?
– В телефоне.
– В смысле? – спрашивает она.
– Алан Скарпио включал мне звуки роста ревеня, когда мы были в закусочной.
– И пса зовут Ревень?
– Видимо, да.
– Охренеть.
Запись никуда не делась, но в музыкальной библиотеке, кроме нее, больше ничего нет. Имени исполнителя и названия альбома – тоже.
– Дай послушать, срочно, – говорит Хлоя.
Я подключаю телефон Скарпио к колонке, а Хлоя вытягивает руки к потолку, словно хочет принять позу из йоги.
– Классная футболка, – говорит она.
– Спасибо.
– Новая?
– Да нет. Ты ее уже видела вроде, – вру я.
Я дважды щелкаю по файлу, и из колонки раздаются знакомые жутковатые звуки: скрип и потрескивание растущего ревеня.
Мы с Хлоей слушаем запись дважды, выискивая подсказки, но их нет – ни азбуки Морзе, скрытой за звуками ревеня, ни искусственных высокочастотных сигналов.
Ничего.
И только перекинув аудио на ноутбук, чтобы исследовать его поближе, мы замечаем несоответ- ствие.
Размер файла просто огромный.