Игра в кроликов
Шрифт:
– Кому не по фигу?
Эндрю улыбается.
– Очень смешно.
– Я не шучу. На фига ты играешь в это говно? – Я искренне злюсь на него. Мы до сих пор не закончили играть в «Дракенгард», хотя почти добрались до финальной битвы.
– Ага, так вот что тебе интересно!
– Да-да, – говорю я, чтобы он побыстрее перешел к делу. – И вообще, ты же вроде хотел разобраться с игрой, про которую говорили Беверли с Тревисом?
– Именно, – улыбается Эндрю, нажимая на ввод, и добавляет: – Этим и занимаюсь.
Картинка на экране меняется. Теперь там
– Блин, скажи уже, что ты делаешь, а? У меня через час проверочная по французскому, – не выдерживаю я. Французский меня убивает. Слова и отдельные фразы даются мне без проблем, а вот произношение и общая структура языка – нет.
Эндрю встает и потягивается.
– Увы, не могу тебе посочувствовать. У меня в этом семестре астрофизика.
– А говорили, что французский – язык любви.
– Слышал что-то такое.
– Он уничтожает меня изнутри.
– Ага, знакомая ситуация. О, смотри. – Картинка на экране меняется, и Эндрю жестом предлагает мне занять его место.
Присев, я склоняюсь к монитору.
– Ни фига себе, откуда он тут?
– А ты как думаешь?
– Это фейк.
– Не-а.
– Кончай врать.
– Я не вру, mon copain. Твои глаза тебя не обманывают.
– С чего ты это взял?
– Проверил.
– Серьезно?
– Серьезнее некуда.
Я снова смотрю на игру.
– Да быть того не может.
Потому что я знаю монстра, стоящего передо мной, – одного из многих созданий, что появляются в «Визард Квест». В детстве все мы тысячи раз видели и его имя, и характерные торчащие во все стороны волосы.
С экрана на меня смотрит главный герой игры, которая появилась лишь в девяностых – десять лет спустя после выхода «Визард Квест».
Это Соник – еж из одноименной серии игр.
Эндрю начал играть в четвертый «Визард Квест», потому что искал информацию о другой игре, про которую ему рассказали наши общие друзья, Тревис и Беверли. Они узнали о ней от знакомых из Массачусетского технологического института; эта игра существовала в реальности – ходили слухи, что с ее помощью правительство вербует секретных агентов.
Честно сказать, мы им поверили.
В фильмах и книгах восьмидесятых, выпущенных во время холодной войны, часто встречался мир, в котором компьютерные игры пересекались с реальностью – тут и «Военные игры», один из первых фильмов про хакеров, и «Игра Эндера» – военный научно-фантастический роман Орсона Скотта Карда. Игры в них были инструментом, с помощью которого обучали солдат и разбирались с масштабными кризисами, будь то мировая война или угрозы национальной безопасности.
Меня опьяняла мысль, что такая игра – игра, в которой реальная жизнь становится главным местом действия, – действительно существует. Ведь за это мне и нравились ролевые игры наподобие Dungeons & Dragons – только здесь все было в тысячу раз лучше.
Как же мне хотелось, чтобы эта игра оказалась настоящей.
Эндрю считал, что аномалия с Соником была ее частью, хотя мы понятия не имели, как это удалось провернуть.
Если он был фейком, то мы наткнулись на работу простого хакера с очень странной комбинацией интересов и навыков. Но если нет, то Эндрю обнаружил занятный анахронизм: Соник стал персонажем игры, выпущенной чуть ли не за десять лет до того, как гении из компании «Сега» разработали его образ.
Мы сразу же кинулись в бой и попытались выяснить, в чем же дело.
Может, это просто безумное совпадение? Мы расспросили всех, кто хоть как-то разбирался в гейм-дизайне и истории видеоигр, но не нашли от- вета.
Тогда мы позвонили в «Сегу», но они не знали, о чем мы говорим, и не особо рвались разбираться. Люди, хоть чуточку знакомые с индустрией видеоигр, считали, что мы показываем им подделку. А всем остальным было попросту наплевать.
Кроме меня.
Чувство было непонятным – но очень знакомым. Оно напоминало об аварии, в которую мы попали с сестрами Коннорс, о той ночи, когда мне рассказали о «Кроликах», еще одной таинственной игре.
Интереса Эндрю не хватило надолго. Он обожал раскапывать всякие крутые загадки, но вот решать их? Слишком сложно, увольте. Вскоре он переключился на новую головоломку, связанную с какой-то рекламной кампанией «Рибок», – и оставил меня с Соником один на один.
Эндрю из игры выбыл – но для меня все лишь начиналось.
– Что все это значит? – спрашиваю я худощавую брюнетку в очках с заостренной оправой, выполненной под кошачий глаз. Она лежит на спине, забросив ноги на спинку потертого кожаного дивана – единственного в заваленной хламом однушке, где мы собрались. Это Беверли; она читает распечатанное руководство по «Визард Квест», найденное в интернете.
– Не знаю, – отвечает она, поворачиваясь к симпатичному чернокожему парню в кепке «Балтимор Ориолс» и футболке с изображением радио и подписью: «Включи Eagles погромче, а то соседям не слышно». – Есть идеи, Тревис?
– Может, это часть игры? – предполагает тот, попутно внимательно вглядываясь в экран компьютера.
– Какой? – спрашиваю я. – Которую ЦРУ устраивает?
– Все не так просто, К, – говорит Беверли, соскакивая с дивана и подходя к столу, за которым сидит Тревис. – Тут явно замешано что-то еще, что-то совсем другого масштаба. – Отодвинув кресло, она усаживается рядом с Тревисом.
– В смысле? – спрашиваю я, но они будто не слышат, просто перешептываются о чем-то, разглядывая Соника и написанный рядом с ним текст.
Где-то через минуту Тревис встает, фотографирует пиксельное изображение, а потом с улыбкой поворачивается ко мне.
– Пора идти к Фокуснику.
Спустя полчаса я впервые оказываюсь в его зале игровых автоматов.
Фокусник сначала изучает фотографию, а затем переходит на распечатанную инструкцию.
Закончив с ними, он встает из-за стола, подходит к двери кабинета и захлопывает ее.