Игра в обольщение

Гарбера Кэтрин

– Где завтрак? – спросил он, снова глотая буквы.

Она вышла в коридор и сделала знак Джой нести еду. Та все поставила на стол и вышла.

– Я хочу, чтобы ты подумал, как принять это чествование, – настаивала Феррин, поедая йогурт и фрукты.

Ее отец ел с трудом, но не желал помощи от нее. Это она уже успела усвоить, и урок дался ей нелегко. Он медленно подносил ко рту левую руку и начинал неуклюже жевать. Левая сторона его лица все еще не полностью функционировала. Но он пытался.

– Если приму ее, – пояснил он, глядя на нее почти ясными

зелеными глазами, хотя обычно они были словно затянуты пленкой, – это будет значить, что я не вернусь.

Она ничего не ответила.

Он не вернется. Но вдруг вера поможет ему выздороветь!

– Не уверена, что это именно так, но мы можем поговорить об этом позже, – решила она.

Сначала Феррин постарается уговорить кое-кого из футболистов прийти сюда и поговорить с ним. Это приободрит его, и кто знает, вдруг возможность выслушать людей, с которыми он всегда хотел проводить время, даст ей ключ к пониманию отца. Человека, все еще чужого для нее, несмотря на последние две недели, которые она прожила рядом с ним.

Когда они с Джой убирали посуду с подносов, в дверь позвонили.

– Я открою, – сказала Феррин, торопясь покинуть мрак отцовской комнаты.

В середине дня Хантер Карутерс подъехал к особняку в Кармеле. Он провел день в пыльной комнате архива своей альма матер, университета Северной Калифорнии, где пытался найти больше доказательств, которые помогли бы реабилитировать его имя в деле об убийстве его девушки десять лет назад.

Но обнаружил он только, что не избавился от аллергии на пыль. Хотя мать всегда обещала, что с возрастом аллергия пройдет.

Он был младшим, пятым сыном в большой техасской семье наследственных ранчеро. Родители любили Бога, семью, скот и футбол. Поскольку Хантеру, в отличие от братьев, никогда по-настоящему не нравилась работа на земле, он стал играть в футбол. Он обрел религию в футболе.

Он не пытался раздражать родных, особенно маму, когда сказал это. Но видел мир через призму футбола. Хантер усвоил, что, если никто не стоит у него за спиной, он может сделать пас и, скорее всего, остаться лицом к лицу с двумя или тремя игроками команды-соперника. Или может бежать, словно все демоны гонятся за ним, заработав тачдаун, чтобы стать героем в игре.

То же самое и в жизни.

Иногда ему приходилось оставаться один на один с противником и вести игру. Был один парень, который всегда защищал его спину. Кингсли Бьюкенен. Кинг никогда не трусил и не отступал. Всегда стоял рядом.

Их арестовали – а позже освободили – за преступление, которого они не совершали, и это скрепило их дружбу. Остальные парни всегда стремились поговорить с ним о блестящей карьере футболиста, завоевавшего немало кубков, хотя считали его «опасным» и никто не пытался стать ближе, потому что вопросы все еще оставались.

Кто убил Стейшу Крашник? Что Хантер и Кингсли делали той ночью?

Получить и дать ответы становилось все труднее.

За десять лет воспоминания поблекли, а доказательства, которые и так было сложно достать, исчезли совсем.

Поэтому он припарковал свой «бугатти» на кольцевой подъездной дорожке человека, который мог знать ответы. Солнце сияло ярко, но, черт возьми, в этом и есть все преимущества жизни в Калифорнии. Он был ошеломлен, впервые попав сюда. Тихий океан потряс его. До тех пор он был только на Мексиканском заливе, который в подметки не годился Тихому океану.

Теперь у него был пляжный домик в Малибу, и когда он не был здесь, в Кармеле, гоняясь за прошлым, проводил время на палубе яхты, любуясь океаном.

Он постучал в дверь, поднял очки на макушку и осмотрел местность. Двор неплохо ухожен, возможно, заботами садовника.

Дверь открылась, струйка охлажденного кондиционером воздуха вырвалась на свободу и овеяла его. Он изобразил дружескую улыбку:

– Привет!

Девушка, открывшая дверь, была высокой, по крайней мере пять футов семь дюймов. Длинные кудрявые черные волосы обрамляли ее лицо сердечком. Ее глаза были синими и блестящими, почти цвета волн, на которых он занимался серфингом на закате. На полных губах играла нерешительная улыбка. На длинной шее никаких украшений. Из одежды – летний свитер поверх шорт цвета хаки, доходивших до середины бедра.

Ее ноги…

Длинные, стройные, загорелые. И Хантер вдруг представил, как они обвиваются вокруг его бедер.

Он поспешно тряхнул головой и протянул руку. Он здесь, чтобы получить ответы. Не женщину.

– Хантер Карутерс, – представился он. – Я когда-то играл в футбол в команде тренера Гейнера и хотел узнать, может, он найдет время поболтать со мной.

– Я – Феррин, дочь тренера Гейнера, – ответила она. – Заходите, и мы сможем поговорить.

– У тренера есть дочь?

– Да. Но предупреждаю, я пошла не в него. Не умею ловить мяч. Не умею бросать, и говорят, что у меня аллергия на все виды спорта.

Она повела его в глубь дома, в залитую солнцем кухню.

– Все виды спорта?

– Насколько я могу судить.

В ее голосе звучали шутливые нотки.

Проходя мимо кабинета, он заметил витрину с кубками на одной стене и фотографии тренера Гейнера со знаменитостями, политиками и прославленными учениками. Снимок с Кингсли и Хантером, как он успел увидеть, отсутствовал.

– Хотите выпить? – спросила она, показывая на обеденный стол.

– Э-э… я бы хотел видеть тренера, – пробормотал Хантер.

Какой бы она ни была хорошенькой, он здесь по делам, а флирт с дочерью тренера – невероятная глупость.

– Сначала нам нужно поговорить, – повторила она.

– Какого рода беседа? С лимонадом или виски?

Она снова улыбнулась:

– С лимонадом. А какого рода беседа требует виски?

Он наблюдал, как она наполняет стаканы лимонадом.

– Боюсь, вы вряд ли захотите это узнать.

Она подала ему стакан и села напротив.

– В начале года у тренера случился инсульт, и я не уверена в том, что он сможет вам сказать что-либо существенное.