Игра в послушание
Шрифт:
– Пишите двадцать восемь. Не имела, не состояла, не числилась.
Некоторое время секретарь злобно смотрел на даму, но предпочел не связываться и молча вписал в графу "возраст" цифру "28".
Со своего места поднялся обвинитель.
– Скажите, свидетельница, - произнёс он вкрадчиво, положив свой подбородок на перильца, - где вы находились в ночь с первого на второе июня сего года приблизительно с полуночи до десяти часов утра?
– Конечно у себя дома, что за идиотский вопрос!
– не
Адвокат захихикал, лицо обвинителя перестало быть ласковым.
– Извините, - сказал он и обернулся к судье, - но мы располагаем другими свидетельствами.
– Какие ещё свидетельства? Я замужем, и такие вопросы вообще считаю нахальными и неуместными.
– Ваш муж придерживается такой же позиции? Он подтвердит ваше алиби?
– Вот ещё! Не вздумаете впутывать в ваши делишки моего мужа! Хорошо, я ночевала у подруги, она может подтвердить. Хотите - проверяйте, я больше ничего не скажу.
Обвинитель потерял дар речи, а адвокат снова злорадно захихикал.
– Вы ночевали у гражданина Котова!
– с глупой настойчивостью заявил обвинитель.
Дама только пожала плечами.
– Вы имели с гражданином Котовым неподобающие отношения!
Дама презрительно фыркнула.
– Вы изменили своему мужу, честному человеку!
Дама отвернулась.
– Вы... Вы демонстрировали неподобающие, постыдные отношения с гражданином Котовым в присутствии несовершеннолетнего!
– Вот ещё!
– встрепенулась дама.
– Не было там никакого несовершеннолетнего.
Обвинитель торжествующе обвел суд глазами и неторопливо произнёс:
– Спасибо, у меня больше нет вопросов к свидетельнице.
Поняв, как она глупо прокололась, свидетельница, негромко на ходу выругавшись, покинула зал.
Судья стукнул молотком и объявил:
– Приступаем к разбору главного пункта обвинения.
Все притихли и стали смотреть на Петю Огонькова.
– Обвиняемый!
– сказал судья.
– Признаете ли вы, что подглядывали за неподобающими действиями взрослых и совершили тем самым отвратительное прелюбодеяние?
– Да, я видел...
– прошептал Петя, сделавшийся красный как рак.
– Но я не смотрел, я почти сразу отвернулся.
– Почти?
– ухватился обвинитель.
– Как это понимать - почти? Как это долго - секунду, минуту, или больше...
– Нет, не больше минуты.
– Хочу заметить, ваша честь, - обратился обвинитель к судье, - что время, проведенное обвиняемым за сладострастным созерцанием недозволенного, не могло быть им оценено объективно и, разумеется, было неизмеримо большим, чем одна минута.
– Это домыслы обвинения, прошу не принимать их к сведению, ваша честь!
– заявил адвокат.
– Протест будет рассмотрен, - пообещал судья.
– Так что же вы успели
Тот покраснел ещё больше и промолчал. Слово взял адвокат:
– Скажите, подзащитный, что побудило вас прервать свои наблюдения за неподобающими действиями взрослых?
– Мне было стыдно...
– выдавил из себя Петя, готовый провалиться сквозь землю.
– Почему же вы не отвернулись ещё раньше, ещё до того, как их действия перешагнули грани дозволенного?
– Господин судья, - вмешался обвинитель, - ваша честь, такое определение может толковаться двояко. Что это за грань дозволенного: пить вино, целоваться или...
– Достаточно, мы вас поняли. Обвиняемый, почему вы не отвернулись сразу, как только догадались о постыдных намерениях свидетелей?
– Я растерялся...
Петя взглянул на адвоката, ища у него поддержки. И адвокат дал отмашку тяжелой артиллерии:
– Подзащитный, вы контролировали свои действия в указанную минуту? повысил он голос.
– Нет, я не понимал... я не знал, что и думать.
– То есть, ваше состояние в эту минуту можно назвать состоянием аффекта?
– Протестую!
– крикнул обвинитель.
– Протест отклоняется, - сказал судья.
– Итак, подзащитный, - продолжал адвокат, - можно ли назвать ваше состоянии в минуту совершения преступления состоянием аффекта?
– Да... наверное. Я правда очень растерялся.
– Спасибо, это всё. Ваша честь, я закончил.
Судья ударил молотком и объявил:
– Господа присяжные могут приступить к вынесению вердикта.
Достоинства и недостатки оживились, зашумели и, вопреки всем правилам, начали обсуждение прямо в зале суда. Яблочкин и Мушкина наблюдали за происходящим как зрители в портере театра.
"Д'артаньян". Мне пришёлся по душе этот мальчишка, не всякий повёл бы себя достойно в такой чертовской передряге. А что до того, будто он видел недозволенное, то вот моё мнение: глаз должен быть закалён, но душа оставаться прежней.
Студень. Он отвернулся, потому что струсил.
"Генсек". Я вот что хочу сказать, товарищи. От имени месткома и профкома, а также по многочисленным просьбам трудящихся, предлагаю всыпать товарищу пионэру хо-орошего ремня - по тому самому заднему интимному месту, на которое глядеть нельзя. Всыпать прямо здесь, под звуки горна и дробь барабанных палочек. Голосуем за это предложение, товарищи. Активнее, активнее...
"Чингисхан". Запорроть, чтобы дух вон, запорроть...
"Помпадур". Что вы такое говорите? Мальчик растёт, ему нужно развиваться, у него играют гормоны! Это он ещё, можно сказать, вообще ничего не видел; если бы мой друг господин де Сад преподал ему урок...