Игра в послушание
Шрифт:
Доктор зашёл пригнувшись, но всё-таки задел люстру; она зазвенела, закачалась, и всё время беседы великан придерживал её рукой.
– Доктор Шприц, - обратился к нему фюрер, - поясните, но очень коротко, нашему другу суть ваших последних разработок.
– Видите ли, господин барон, - начал говорить доктор хрипловатым голосом, то вскидывая брови, то прищуриваясь, то гаденько похихикивая, - для того, чтобы зачистить, хи-хи, около восьми миллиардов недочеловеков на нашей благословенной по воле фюрера и Мумрика планете, совсем не обязательно их убивать. Пусть вырожденцы или,
Фриц Диц знал только один дешёвый и верный способ лишать мужчин способности к продолжению рода, и этот способ казался ему не совсем естественным и не совсем подходящим для существующего миропорядка. Он посмотрел на фюрера.
– Нет, нет, дорогой друг, - рассмеялся тот.
– Мы не собираемся гоняться за мужчинами с бараньими ножницами, чтобы кастрировать их всех, одного за другим.
Доктор хохотнул как пароходная труба.
– Доктор Шприц, благодарю вас, вы свободны.
Монстр сказал "яволь", пригнулся и вышел. Люстра, которую он отпустил, опять закачалась.
– Нет, нет, разумеется, ничего подобного не будет, мой друг, продолжил Гитлер свою мысль.
– Лёгкое изменение продуктов на генном уровне. Улучшенные сорта картофеля, сои, пшеницы, куриного мяса, масла... Снижение рождаемости спишут на ухудшение экологической обстановки и, может быть, наконец-то приведут в порядок этот хлев!
– О да, теперь я понимаю. Но сколько же лет потребуется для осуществления этой... гуманной программы?
– Ах, Фриц, какой же ты неугомонный! У нас с тобой не будет недостатка во времени. Ты ещё не успеешь состариться хорошенько, как на склонах Гималаев зацветет травка молодушка. И тогда мы запасемся ею в таком количестве, что хватит не только на тебя и меня, но и на всех без исключения граждан Пятого Рейха!
– Адольф радостно засмеялся.
– Ну, Фриц, не молчи, говори что-нибудь!
– Я преклоняюсь перед вашим умом, экселенц.
– Вот и молодчина. Ты знаешь, Фриц, я ведь люблю тебя как родного сына. Подойди ко мне.
Диц подошел к эстраде, Гитлер наклонился, прижал его голову к своей груди и поцеловал в макушку.
– Всё будет хорошо, мой мальчик, всё будет хорошо...
– зашептал он, ласково поглаживая голову своего фаворита.
Оба не заметили, как в дверях появился красивый, атлетически сложённый юноша, одетый в маршальскую форму. Это был Курт, девятнадцатилетний приёмный сын фюрера, его надежда и гордость.
Курт прокашлялся, и Гитлер, увидев его, резко отпрянул, выпустив из рук голову оберштурмфюрера.
– Курт, дорогой! Ты всегда появляешься так внезапно...
– Здравствуй, отец. Здравствуйте, господин барон. Но мне кажется, я здесь лишний. Я зайду позднее.
– Нет, останься, что за капризы! Клянусь, мы как раз говорили о тебе.
Курт молча подошёл к камину, уселся в кресло, закинул ногу на ногу и стал выжидательно похлопывать стеком по голенищу сапога.
– Мы как раз говорили, - Гитлер подмигнул фавориту.
– что именно
– Отец, - строго перебил его юноша.
– я давно уже не ребёнок.
– Прости, прости, мой дорогой маршал, но ещё так недавно ты славно скакал у меня на коленях, размахивая сабелькой - цок-цок-цок...
Курт в раздражении сломал стек и бросил в огонь.
– Отец, если ты сейчас же не прекратишь, я уйду.
– Хорошо, хорошо, дорогой, больше не буду. Я только хотел сказать, что господин барон хорошо знает языки и повадки окружающего мира. И если бы вы с ним подружились...
– Я ничего не имею против барона фон Дица. Он или кто-то другой, мне всё равно. Я буду терпеть любого, если это необходимо.
– До открытия Олимпиады осталось меньше недели, а тебе ещё привыкнуть к новым условиям. Пыль, грязь, антисанитария - всё это присуще славянским народам. Но ведь ты должен находиться в своей лучшей форме. Фриц Диц, вы слышите? Вокруг моего сына не должно быть ни одного славянского микроба, вы отвечаете за это головой. Отправляйтесь туда завтра же.
– Завтра?
– повторили молодые люди в один голос.
– На тренировках ты должен повторить свои результаты.
– Я готов ехать завтра, отец.
– А ты, Фриц?
– Разумеется, экселенц.
– Вот и прекрасно. Однако я чувствую прохладу в ваших отношениях, и это меня огорчает. Обнимитесь и пожмите друг другу руки. Это приказ. Вот так. Теперь идите.
Оставшись один, Гитлер начал неторопливо раздеваться.
– Курт ревнует, - рассуждал он про себя, - и это неплохо. Это не позволит ему расслабляться. Он слишком избалован. Надо было шепнуть Фрицу, чтобы вздул его хорошенько при случае... Фрида!
Появилась немолодая женщина с фигурой штангиста-тяжеловеса.
– Наполните бассейн, я немного поплаваю перед сном.
После этих слов Петю как ветром сдуло.
4
Ревность.
Без правил и без перчаток.
Примирение
Молодые люди были готовы разойтись в разные стороны, однако Курт передумал.
– Не желаете составить мне компанию на вечерней тренировке, господин барон?
– предложил он, как показалось Фрицу, немного насмешливо.
По правде говоря, Диц устал и чертовски хотел спать. Но это был вызов, и он не имел права отказаться. Конечно, в свои тридцать семь он уже не мог показывать такие результаты, как этот девятнадцатилетний юнец, состоящий, казалось, из одних только мышц и лоснящейся кожи.
Приёмного сына вождя начали тренировать с самой колыбели; он начал плавать раньше, чем встал на четвереньки и произнёс первое слово. Курт должен был представлять из себя образец ницшеанского сверхчеловека, гордость нации, пример для подражания девочек и мальчиков из Гитлерюгенда. Всё время он проводил в тренировках, самосозерцании и чтении специально подобранной для него литературы. Через неделю он должен был продемонстрировать свои достижения на Олимпийских играх в Санкт-Петербурге, выступая за независимую сборную мира.