Игра втемную
Шрифт:
Послышался шум и звон металла, и от леса к нам устремилась толпа олнейгов. На склонах обоих холмов из высокой травы поднялись наши.
Вот и поговорили. Теперь боя не избежать.
Ящерица на плече Линкольна злобно зашипела, расправила крылья. Но он — надо отдать должное его выдержке — коротко рявкнул:
— Сидеть!
Потом поднял руку и скосил глаза на приближающихся сокланов.
— Стоп! Без моей команды ни шагу.
Те замерли на месте, а Линкольн обратился к Стасу.
— Не делай поспешных выводов. Это не мой человек. Посмотри, он элгион, одет в цвета герцога, носит на спине его герб.
Руддер, нахмурившись, внимательно оглядел свалившегося с дерева арбалетчика.
— Допустим. Но, если не твой, то чей?
— Полагаю, отряд из Неприступного оставил свою кукушку.
Стас сделал знак Реджи, и тот опустил кинжал.
— Похоже, — Руддер протянул Линкольну руку. — Прости моего ассасина, союзник.
— Не извиняйся. Мой в такой ситуации сразу убил бы — на всякий случай.
Тем временем и наши, и олнейги понемногу приблизились. Стас поискал глазами лекаршу и, показав на арбалетчика, обратился к ней:
— Что скажешь, Алсара? Сможешь откачать?
— Да все, кранты ему, — ухмыльнулся Телль, — не зря же мой девиз «Не стой под стрелой». — Он повернулся ко мне и презрительно добавил: — Тоже мне, телохранитель, называется. Толку ноль.
Я вспыхнул, но Руддер тут же встал между нами.
— Андрюх, я реально тебе благодарен, но прошу: завязывай к нему цепляться. Мало того, что он наш единственный плут, так и… не знаю, как объяснить. В общем, чую, этот парень еще не раз нас удивит.
Сжав зубы, я отошел в сторону. Слова Стаса взбесили меня больше, чем наезд Телля. Я не ребенок, чтобы за меня заступаться. К тому же, чувствовал, что Андрей был прав: я находился ближе всех, имел Ясный взор, и все равно проворонил опасность.
Как-то в детстве мать притащила из Строгановки учителя, хотела сделать из меня великого живописца. Когда мы разбирали одно из полотен, художник сказал: «Когда смотришь на картину, нужно видеть не только главный сюжет, но и фон, ведь иногда в нем кроется самое главное». Мамина затея, естественно, провалилась, но фраза запомнилась. Прав был старый препод. Что ж, пусть это будет для меня уроком.
Между тем Руддер снова обратился к склонившейся над телом арбалетчика Алсаре:
— Каков вердикт?
Лекарша отрицательно покачала головой, африканские косички быстро-быстро замелькали в воздухе.
— Бесполезно. Думаю, он умер еще в падении.
— Жаль, теперь и не допросишь. А «язык» нам сейчас пригодился бы.
Услышав это, Линкольн хитро прищурился.
— Ну почему же не допросишь? — он повернулся к своим. — Гриша, давай сюда, живее!
От толпы олнейгов отделился горбатый увалень и направился к нам косолапой походкой медведя. Прошло немного времени, и я с изумлением понял: то, что поначалу выглядело как горб, на самом деле человек. Старуха в лохмотьях. Голова доверчиво лежит на плече здоровяка, лицо сморщено, седые волосы растрепаны, на губах блаженная улыбка. Но самое удивительное — у бабки не было рук и ног, одни культи. Жутковатое зрелище. Как бы это «развидеть», а?
— Погоди… — потрясенно прошептал Руддер. — Это… это к о рга из священных рощ?!
— Она самая, — тихо засмеялся Линкольн. — Случайно столкнулись во время одного из рейдов, она по обыкновению была привязана к березе. А когда задавали вопросы, спросили, не хочет ли она посмотреть мир. Вот с тех пор и таскаем ее с собой на всякий случай. Иногда пригождается.
— Надо же, я думал, это чудн а я легенда.
— Не, все по-настоящему. Так что минут десять у нас есть.
А дальше начался настоящий сюр. Два мечника-олнейга подтащили погибшего арбалетчика, кое-как усадили на траву, прислонив спиной к дереву, и столбами застыли рядом. Одновременно двое других подошли к Грише и отвязали от него старуху. Положили ее на труп, и она вцепилась в его грудь своими обрубками, буквально присосалась. Тело вздрогнуло, словно к нему подключили ток, мертвые глаза распахнулись. Я не считаю себя особенно впечатлительным, но в этот момент невольно сделал шаг назад.
Сухие губы корги дрогнули, и, не открывая рта, она произнесла низким, глухим, явно мужским голосом:
— Я жив? Ммм…
Линкольн присел перед ним на корточки и тихо спросил:
— Кто ты? Что здесь делал?
— Я Махаон, воин из гарнизона Неприступного, — пробасила старуха. — Нашему отряду было поручено захватить миридов. Их увели в форт, а меня оставили здесь, приказали сутки наблюдать за лагерем. В случае появления других Длинноликих сообщить.
Народ, столпившись вокруг, жадно смотрел то на коргу, то на Махаона, то на Линкольна. Правильно, когда еще такое чудо увидишь.
— Зачем вам мириды? — влез я, воспользовавшись моментом.
— Не знаю. Личный приказ герцога, у нас их принято выполнять без лишних вопросов.
— Здесь не развлекательный аттракцион, — сверкнул глазами Линкольн. — Времени мало, нужно спрашивать о том, что важно.
Тоже мне, умник нашелся. Может, для тебя это и ерунда, а мне Жемчужина нужна.
— Зачем ты стрелял в меня? — подключился к допросу Руддер. — Приказ?
— Нет. Сам принял решение. Вы напали на нашу землю, так что я счел своим долгом убить пару вражеских командиров.
— А он не может врать? — шепотом спросил Стас.
— Исключено. Корга считывает информацию прямо из его сознания. Вранья она не пропустит, — покачал головой Линкольн и снова посмотрел на Махаона. — Теперь расскажи о Неприступном.
— Форт стоит на границе с Велентвеем, в пяти километрах к юго-востоку отсюда, — бесстрастно ответил Махаон устами корги. — Там около полусотни защитников. Вашими силами его не взять.
— Входы? — коротко бросил Руддер.
— Одни ворота в западной стене. С восточной и северной сторон протекает широкая река. Там охраны меньше, но форсировать ее очень опасно. А мосты уничтожены.