Игра. Реванш

Обатнина Мария Юрьевна

— Мне нужны постоянные отчёты из «Чёрного Дельфина»! — отрывисто приказал Павел Дмитриевич, размашистым шагом пересекая приёмную, — Утром, днём и вечером, в письменном виде! Я должен знать о Смолине всё, вплоть до того, сколько раз он сходил в туалет!

— Слушаюсь, товарищ полковник! — Николай бежал рядом, подстраиваясь под торопливые шаги Белова.

— Я в допросную, пойдёшь со мной, Коля.

— Так точно, Пал Дмитрич! — отрапортовал Денисов, одновременно протискиваясь в двери вместе с Беловым.

— Это не человек, дьявол какой-то… — Павел, проигнорировав лифт, пробежал два лестничных пролёта, перепрыгивая через

три ступени.

— Всё-таки, возможно это чистая случайность, Пал Дмитрич? Каким образом здесь может быть замешан Смолин?

— А таким, — взревел Белов, напугав своим рыком проходящего мимо лейтенанта, — Сначала кто-то расстрелял весь конвой на этапировании Круглого во «Владимирский Централ», потом ты подсовываешь мне известие то о смерти Круглого, а теперь о гибели сына Смолина!

— Пал Дмитрич…

— К чёртовой матери, «Пал Дмитрич», — прорычал Белов, бешено сверкая белками глаз, — Смолин исчадие ада! Я не удивлюсь, если он попытается бежать из «Дельфина». Свяжись с начальником тюрьмы в Соль-Илецке, передай, что я просил быть предельно бдительным: Смолин гений, злой гений нашего времени. Твой предшественник Климов говорил, что ему дьявольски везёт, но я считаю всё это бредом, списывая исключительно на его гениальный мозг! — прорычал Белов, входя в рекреацию, едва не прибив Денисова дверью.

— Я могу побиться об заклад, день-два затишья, но как только Смолин очухается, он попытается сбежать, это, надеюсь ясно?

— Так точно, товарищ полковник!

— А ты мне тут о совпадениях говоришь, — выпустив пар, Павел в сердцах махнул рукой, останавливаясь перед комнатой допросов.

— Марина Азарова в каком состоянии? — чётко и внятно спросил он, одёргивая пиджак.

— Держится, Пал Дмитрич! — Денисов кивнул, понимая, какую бурю эмоций переживает в душе начальник, чью жизнь Смолин разрушил почти до основания. Чутьё подсказывало ему, что к смерти жены полковника Алексей Смолин имеет самое непосредственное отношение. Николай не знал как именно, но аварию подстроил именно он, даже находясь за решёткой умудряясь продолжать воздействовать на своё окружение, заставляя попавших к нему в зависимость людей выполнять свои приказы.

Белов вздохнул, взявшись за ручку двери. Предстоящий разговор с сестрой Вероники Азаровой обещал быть сложным.

— ПАША! — раздался позади полковника тихий, до боли знакомый голос. Белов обернулся и вместо майора Денисова увидел стоящую рядом с ним Наташу. Серые бездонные глаза смотрели на него, не мигая, взгляд прямой, несгибаемый, блестящая, чуть отросшая чёлка, прикрывает один глаз.

«НАТАША!» — сердце Белова пропустило резкий болезненный удар. «НАТАШКА!» — он протянул руку вперёд, дотрагиваясь до её груди, но дрожащие пальцы Павла наткнулись лишь на шершавую ткань двубортного костюма майора Денисова.

— Чёрт, чёрт, чёрт… — процедил он, чувствуя, как гулко колотится его сердце.

— С Вами всё в порядке, Вы побледнели, товарищ полковник! — Денисов участливо подался вперёд, заглядывая в застывшее, бледно-зелёное лицо Белова.

— Пусти. — Белов холодно блеснул ледяными айсбергами застывших озёр, распахивая дверь в допросную…

* * *

— Объявляется посадка на рейс номер 735 авиакомпании «Lufthanza» Оттава — Оренбург. Просьба пассажиров пройти на регистрацию.

Анжелика встрепенулась, схватив драгоценную сумку и, залпом допив давно остывший кофе, поспешила в нужном направлении.

«Ещё немного и конец… — подумала она. — Ещё совсем немного…»

Круглый гнал как сумасшедший, наплевав на правила дорожного движения. Пару раз его тормозили «гаишники», но купюра, достоинством в пять тысяч рублей, оказывала своё магическое действие, и Виталий беспрепятственно продолжал свой бешеный марафон, на кону которого стояла не только безопасность маленького сына Смолина, но и его собственная жизнь. Залив полный бак на ближайшей автозаправочной станции, Виталий постирал в туалете свой парик, кое-как высушив его под сушилкой для рук. В первом попавшемся торговом центре Круглый обновил себе маскарад, заменив непрактичную узкую юбку, разодранную до бедра, на широкое старушечье платье в крупную клетку, а туфли на каблуке на удобные мокасины. Ему чертовски везло, и, хотя, пропажа документов опечалила его, он старался не думать ни о друге, ни о его сыне, ни, тем более, о матери, которую он не увидит до конца своих дней.

«Потом, когда выправлю документы, сделаю пластику, по прошествие времени, быть может, тогда я и признаюсь ей в том, что жив и здоров!» — обманчиво утешал сам себя Круглый, врубая магнитолу, чтобы немного отвлечься от гнетущих депрессивных мыслей. Круглов понимал всю абсурдность собственных мечтаний. Для матери её единственный сын покойник, кроме того, Смолин ни за что не разрешит своему другу подставить под удар их новые судьбы, да и он сам не обречёт родного на человека на пожизненные страдания — ведь какого это увидеть сына в новом обличье, пусть и живого, но всё так же до сих пор скрывающегося от правосудия?

Ужасно хотелось есть, но Круглый не мог потратить ни единой драгоценной минуты: на ходу проглотив совершенно несъедобный гамбургер, заливая шипучей кока-колой, Виталий сверил маршрут по карте с указаниями навигатора. По его расчётам он должен был опередить прибытие поезда примерно минут на десять — пятнадцать. Он даже мысли не допускал что будет, если по каким-то причинам, несговорчивая проводница откажется узнавать в запыхавшейся пожилой женщине пассажирку, потерявшую документы, удостоверяющие личность, то ему удастся сделать внушение посредством элементарной взятки, против которой ещё не устоял ни один, не обременённый моральными принципами, государственный служитель…

* * *

Вот уже минут сорок Мария Геннадьевна, не меняя положения, сидела на диване, уставившись в наполовину зашторенное окно: руки на коленях, спина сгорбленная, взгляд потухший. Материнское сердце не могло смириться с потерей сына. Не верила она в то, что ее Виталька погиб, не верила и все тут, не смотря на улики, красноречиво доказывающие его смерть. Сердце сжалось у бедной матери, но не от боли потери, а от предчувствия беды, зависшей над ее сыном. Матери! Их не обманешь, не проведешь вокруг пальца: связанные на всю жизнь тонкими невидимыми ниточками со своими детьми они нутром, душой чувствуют любую опасность, грозящую единственному чаду, вот и здесь, выйдя из здания морга, Мария Геннадьевна не ощутила щемящей тоски, перехватывающей дыхание и парализующей разум, а напротив, приоткрыв простынь, в изнеможении закрыла глаза, возликовав: «не он, чужой!»