Игра. Змеиный остров
Шрифт:
— Дима, не важно, какая кобра, тебе все равно нельзя двигаться, — сказала она. — Ты так только яд сильнее разгонишь. Давай я позову помощь. Я все принесу. Ты же можешь подождать, правда?
Дима почувствовал, как его охватывает гнев.
— Давай, вали, — злобно сказал он. — Проваливай. Не забудь с остальными радостью поделиться: одним конкурентом меньше. И обратно торопиться не надо, а то придется еще смотреть, как я подыхаю, не для нежных барышень зрелище…
— Ты все не так понял, — жалобно проговорила Лера. — Ну что я могу для тебя сделать?
— Умирающим я тебе больше
— Дима…
Он снова сел. Мышцу бедра дергало, как больной зуб. «Что я несу, — подумал Дима. — Неужели стоит провести в ссоре последние пять минут жизни?»
— Извини, — глухо сказал он.
— Так что мне делать? — спросила Лера. — Что ты хочешь?
— Останься со мной, пожалуйста. И прости… Я, наверное, все это заслужил. Вел себя как последняя сволочь. Если бы я мог все исправить… Слушай, ты скажи Кириллу, что я у него прощения просил. И чтобы он вызвал помощь, оно того не стоит. Не стоит умирать, я-то ладно, я уже все, но он… И еще.
Дима замолчал. Он снова весь онемел — видимо, действовал яд. Еще немного, и парализованное сердце замрет навсегда. Между камнями трепетала паутинка, радужно переливаясь на черном фоне. Лист под ногой походил на кусок толстой кожи, коричнево-багровый, покрытый математически четким узором болотно-зеленых прожилок. Камень, на котором сидел Дима, вовсе не был сплошь черным: он состоял из крошечных крупинок, и каждая поблескивала гранями — темно-серыми, зеленоватыми, густо-красными, как вино. Как красиво. Как жалко… На какой-то миг Диме показалось, что стоит отдать фигурку Лере — и он очнется, как от страшного сна, и окажется, что не было никакой змеи, а может, даже никакого острова. Лера распорядится кальмаром умнее, чем он, и сумеет выиграть. Если, конечно, остров не разочаруется и не предаст ее, как предал Диму. «Это мне за Кирилла, — подумал он. — И за девчонок… но с ними я не знал, что так выйдет, а с ним — мог понять заранее. Правильно меня. Пусть лучше Лерка…»
— Хочу, чтобы выиграла ты, — сказал Дима. Мысли разбегались, глаза застилал серый туман. — Пароль я тебе не оставлю, пусть меня заберут вместе с девчонками, отдельно не надо заморачиваться, ладно? А то получится, что я сдался. Не хочу так.
— Готов кормить крабов? — спросила Лера, и ее передернуло. — Ты вообще помнишь, на что мы играем?
— На работу у Пленского, — автоматически ответил Дима. Смысл собственных слов не сразу дошел до него. Поняв, что сказал, он нервно засмеялся. Осекся, увидев шок в глазах Леры. — Я хотел… не отвлекай…
Он потер лоб, пытаясь уловить мысль, но картина объедающих его плоть раков-отшельников не шла из головы. Пойдет на корм… а собственно, уже пошел. Дима поднял голову.
— А помнишь, Николай… а, тебя там не было. Мы с Олей остались. — Он судорожно вздохнул, вспомнив разметавшиеся по песку рыжеватые волосы. — Так вот, Николай говорил, что змеиный яд — это почти желудочный сок. — Дима содрогнулся. — Меня… меня сейчас переваривает. А я ничего не чувствую… Так странно.
Вроде бы он не то хотел сказать, а о чем-то другом, по-настоящему важном, но в голове нудной пластинкой вертелось: змея
— Подожди-ка, — вдруг нахмурилась Лера и прищелкнула пальцами. — Я что-то такое читала… Подожди. Что-то же читала такое…
Девушка сжала виски ладонями, прикрыла глаза. Потом вдруг холодно, оценивающе взглянула на Диму.
— Вообще, извини, что-то не похоже, чтобы ты умирал, — недовольно проговорила она.
В ее голосе чудилось возмущение, необъяснимая претензия, и, как ни странно, это заставило взять себя в руки. Дима печально рассмеялся.
— Ну, ты потерпи чуть-чуть, — кротко сказал он. — И да, я хочу, чтобы ты выиграла, так что…
Лезть левой рукой в правый карман было неудобно, но он боялся оторвать руку от раны и, весь перекосившись, никак не мог нащупать фигурку кальмара. Времени оставалось совсем мало, а ведь надо еще рассказать, объяснить, что к чему.
— Я тебе одну вещь дам, только… — бормотал он, изгибаясь и все промахиваясь мимо входа в карман. — Ты только выслушай внимательно, не думай, что я брежу, я пока еще что-то соображаю…
— Я вспомнила, — перебила Лера. Встала, сердито уперла руки в бока. — Ты, ипохондрик несчастный!
Дима покладисто кивнул. Отрицание — естественная стадия горя. Ей, конечно, особо горевать не о чем, но они все-таки живые люди, как бы Пленский ни добивался иного…
— Она тебя покусала, придурок! — крикнула Лера. Дима удивленно кивнул:
— Я понимаю.
У бедной девочки шок… Зря он так. Повел себя как эгоист. Надо было дать ей убежать за помощью и не заставлять смотреть, как он умирает.
— Покусала, как злая собака! — выкрикнула Лера и слегка топнула ногой. — Кобры не расходуют яд просто так, он им нужен для охоты! Для обороны… они просто кусаются. Кусаются, понимаешь, не жалят! Тебе йод и пластырь нужен, ты, кретин помирающий!
«Очень благородные звери, всегда предупреждают перед нападением», — прозвучал в голове спокойный, почти нежный голос Николая. Дима, не веря, убрал руку с раны. Она все еще кровоточила, кожа вокруг слегка покраснела, но — никакой опухоли, никакого отека. Он прислушался к ощущениям. Укус болит, и довольно сильно. Как глубокий порез, например… Очень хочется есть. Еще больше — пить. Прилечь тоже хочется, мышцы мелко дрожат от усталости и нервного возбуждения — еще бы, напряженное вышло утро. А укус очень даже болит, но, помнится, когда Диму покусал соседский кот со сварливым характером, было намного больнее…
Дима посмотрел на Леру и глупо ухмыльнулся.
— Болван, — бросила девушка.
Она была в ярости. Она была настолько зла, что, казалось, вот-вот сама начнет кусаться. И за ее бешенством и злостью так легко угадывались обманутые ожидания, досада на напрасно потраченные силы и время.
— Извини, что разочаровал, — процедил Дима и встал. — Ну что, воду понесем или подождем, пока Кирилл загнется? Тебе же не принципиально, в какой очереди?
— Скотина, — едва выговорила Лера и залепила ему пощечину.