Игра
Шрифт:
— Как я могу помочь?
Он пожал плечами.
— У меня в голове много воспоминаний. Я не помню, как они происходили. Я просто их помню. В этом есть хоть какой-то смысл?
— Конечно. Такое со многими случается. Память вообще странная вещь. Моя мать однажды рассказывала, что люди создают собственную реальность, своё прошлое.
Она отхлебнула пиво и поставила бутылку на коробку, которая стояла вместо кофейного столика.
— Ты когда-нибудь играл в игру, когда люди шепчут тайну стоящему рядом человеку, друг за другом?
— Да, в начальной школе. Я помню ее.
Это
— Так вот, эта игра — миниатюрное отражение жизни. Наши воспоминания, даже реальные из них, все облачны. Ты становился разными людьми, но вещи, которые происходили с тобой, продолжают происходить с тобой и сейчас. И все что произошло с тобой до того, как ты стал самим собою, это тоже был ты.
— Я догадываюсь, где у меня трудности. Я лишился того, что мог бы иметь. Я мог бы жить свое жизнью, стать тем, кем хотел стать, вместо того чтобы быть кем-то другим. Хотел бы я знать, кем бы я стал, кем бы стала моя сестра, наша семья…
— Я знаю, что это трудно. И не выкинешь того, через что ты прошел, у тебя украли жизнь. У тебя не было шанса. Но такие чувства присущи всем. Хотела бы я знать, что было бы, если бы мой брат не умер. Я орала на него, говорила ему исчезнуть, убраться из моей комнаты. Ее глаза наполнились слезами.
— Он спросил меня, куда ему податься, а я ответила, что мне все равно, сказала, пусть хоть идет играть на проезжую часть дороги. Он вскочил на свой велик и отправился прямиком под машину.
Кэндис разрыдалась. Она наклонилась вперед, уперевшись локтями в колени, и он положил ей руку на спину. Он хотел успокоить ее, но правда была в том, что он не умел этого делать. Живя как мошенник, у него и отношения-то все были фальшивыми. Его мало заботило, если он поступал неправильно, потому что он знал, что это недолго продлится. В конце концов, он начнет жить другою жизнью. Он никогда не жил чужою жизнью дольше двух лет за раз, прежде чем его выводили из игры.
— Кэндис, знаешь, это не твоя вина. Ты всего лишь была ребёнком.
Она села прямее, вытерла слёзы.
— Я знаю. Но мой отец так и не простил меня, поэтому и мне было тяжело себя простить.
— Если я что и понял в этой жизни, это то, что должно произойти — произойдёт. Я не уверяю, что мы ничего не решаем, нет. Но я думаю, некоторые вещи предопределены и вплетены в гобелен нашей жизни. Мы можем выбирать цвет и фактуру, но не направление.
Кэндис покачала головой.
— Не знаю. Мне хочется думать, что, в конце концов, мы — единственные хозяева своей судьбы. Наши действия предопределяют наше будущее.
— Может и так. Но ты должна признать: не важно, насколько хороши наши намерения, мы все вынуждены время от времени совершать ошибки. И хотим, чтобы всё можно было исправить. Чем старше мы становимся, тем меньше ошибок совершаем, может потому, что понимаем, что у нас всё меньше времени исправить ошибки.
Лукас наклонился и поцеловал её в макушку, застигая врасплох.
— То, что случилось с твоим братом — не твоя вина. Ничего из того, что ты бы сделала или сказала, не смогло бы изменить тот момент.
Она улыбнулась.
— Знаю… Я прокрутила в голове каждый вариант развития событий. Он бы в любом случае оказался на том велике — он собирался к другу. Но я всё равно не должна была быть настолько груба.
— Он был ребёнком. скорей всего, он забыл твои слова уже через полминуты после ухода из дома.
Она кивнула.
— А ты умеешь успокаивать, Лукас Рэйвен.
— У меня много времени на раздумья. Я долго копаюсь в свое голове в настоящий момент. В общем, после того, как я узнал в общих чертах о том, кем я стал, я бы лучше абстрагировался от чужих жизней и попытался понять то, что происходит со мной.
— Что и следовало ожидать!
— Это было эгоистично.
— Может и так. Но я всё равно не могу представить, как ты жил всё это время.
Она села и потянулась через Лукаса за планшетом
— Что ты делаешь?
— Навожу о тебе справки, Лукас Рэйвен.
Она пододвинулась ближе, так, чтобы Лукасу был виден экран. И сразу же нашли в поиске несколько статей об убийствах.
Кэндис прокрутила статью дальше, зачитывая вслух некоторые отрывки.
— Считается, что единственный оставшийся в живых, Лукас Рэйвен, был направлен в психиатрическую лечебницу… безразличие ко всему в результате посттравматического стресса… фирма-инвестор РФМ покупает психиатрическую лечебницу.
— Ангус.
— Откуда он взял для этого деньги?
— Я не знаю.
Кэндис продолжила чтение.
— Всех пациентов перенаправили в другие психиатрические больницы страны. Лукас Рэйвен был госпитализирован в клинику в Портланде.
— Возможно, нам стоит позвонить им утром.
Кэндис прикоснулась к его руке:
— Прости, что не сразу впустила тебя.
— Всё в порядке.
— Знаешь, было немного не по себе. Такое чувство, что я знаю, кто ты, но ты выглядел не так, как должен был.
Лукас с трудом улыбнулся.
— И я всё ещё так выгляжу?
Она покачала головой.
— Нет, уже лучше.
Она наклонилась вперёд и легонько его поцеловала.
Когда она отстранилась, он откинулся назад на спинку дивана, а она положила голову ему на грудь. Лукас прикрыл глаза и незаметно уснул.
Они вышли из автобуса и порыв ледяного ветра ударил им в лицо. Лукас глубоко вдохнул и отвернулся к ветру спиной. Улицы Паттерсона выглядели пустыми и холодными под вечерним солнцем.
Звонок в больницу Портленда подтвердил то, что Лукас и ожидал — они никогда не слышали о нем. Но часы поисков привели их сюда.
Лукас придержал для Кэндис дверь из дымчатого стекла, и они вошли внутрь роскошного офиса. Шум ветра стих, когда дверь закрылась.
— Чем я могу вам помочь? — спросила симпатичная полноватая блондинка в приёмной.
Кэндис улыбнулась ей в ответ.
— Мы хотим увидеть Паркера МакМиллена.
— Мисс Лагуна?
— Да.
— Вторая дверь направо. Проходите.