Игра
Шрифт:
— Самое замечательное у Бога то, что Он, или Она, или Они …не допускают дискриминации…а вот религия допускает. Мы можешь чувствовать и верить во что угодно, соглашаться с чем угодно. Я не собираюсь тебя осуждать.
Паркер вошел в комнату и подошел к большому белому шкафу.
— Извините, что заставил вас ждать. Он открыл шкаф и выудил из него папку. Он бросил ее на стол и раскрыл. — Первое, что нам предстоит сделать, это прямо сейчас открыть вторичный счет на твое имя для снятия денег, о котором будешь знать только ты один. Мы можем воспользоваться корпоративным именем, как в свое время сделал Ангус. Рано или поздно
Кэндис неуверенно улыбнулась.
— Что входит в наследство?
Паркер придержал маленькую пару очков для чтения.
— Ну, есть дом еще в Хэкеттстоуне, скромный с четырьмя спальнями на восьми гектарах. Оценочная стоимость составляет 485 000 долларов из-за настолько плохого состояния. Потом есть загородный домик в северной части Нью-Йорка, недалеко от Итака в Каюга Хаитс. Этот трех-спальный домик расположился на участке 10 акров, оценочная стоимость которого 535 000 долларов. Потом есть пляжный домик на острове Санибэл, во Флориде, трех-спальный домик в стиле современной архитектуры, оценен в 1 850 000 долларов. Теперь вы видите, эти оценочные стоимости были взяты из имущества, то есть им несколько лет.
Он переместился на следующую страницу.
Кэндис посмотрела на Лукаса.
— Как чертовски были богаты твои родители?
Паркер указал на лист.
— Оу, есть многое и многое другое. В дополнении к этим трем домам, есть также достаточно много фондовых инвестиций и денежных средств. Все сказали, что когда Ваши родители умерли, их оценочная стоимость была в районе 187 миллиона долларов.
Лукас чувствовал себя как во сне. Он чуть со стула не упал.
— Вот это да!
Кэндис ахнула.
— Это смешно.
Паркер продолжил:
— Конечно, Ангус успел пустить на ветер денежных средств на сумму порядка двадцати восьми миллионов. Также еще около 15 миллионов он конвертировал в акции. Вдобавок, как вы уже знаете, он приобрел объект Айрон Стоун Маунтейн, земли и строения которого оцениваются в 11,5 миллионов долларов. Тем не менее, он может снова отойти государству, как доказательство в совершении тяжкого преступления.
Лукас сунул руки в волосы.
— Это невероятно.
Паркер положил лист бумаги с ручкой перед Лукасом.
— Лучшее, что я могу сделать, это достать для вас 300 000 в непостоянных наличных на жизнь, пока не разберутся с неприятностями. Полиция, вероятнее всего, собирается включить ФБР в это, и в их распоряжении полмиллиона фуражек на все расходы, пока они будут со всем разбираться. Если это затянется на год, вы можете подать в суд на большее количество непостоянных активов. Безусловно, мы всегда можем что-то продать.
Лукас перебил.
— Я уверен, что все в порядке.
— Вы можете жить в любом из домов, они все зарегистрированы на ваше имя. Ваши родители были очень умными людьми и не будучи беспечными, сделали разумные инвестиции. Судя по их ценным бумагам, они могли позволить себе намного больше, нежели имели.
Кэндис закончила просматривать документ, который Лукас должен был подписать.
— Это — просто стандартный контракт, который означает, что вы будете платить юридической фирме стандартную плату за их услуги.
Лукас даже не собирался читать бумагу. Он был настолько ошеломлен, во все это было слишком невозможно
Он встал.
— Мне нужен свежий воздух.
Он покинул офис и ушел в прохладу ночи. Струйка его воздуха была приятной, потому что она была уверенной. С каждым выдохом, она будет там, последовательной. Это была часть его.
Он сел на скамейку на автобусной остановке.
Кэндис подошла, скрестила руки на груди и задрожала.
— Ты в порядке?
Она села рядом с ним.
— Ты куда-то собираешься?
Он отрицательно покачал головой, потом посмотрел в темноту ночи. Уличные фонари замаскировали звезды, если они были.
— Я знаю, что это много для начала, Лукас. Но мы разберемся со всем.
Он пожал плечами.
— Я знаю… просто…
— Что? Ты ведь знаешь, что можешь рассказать обо всем. Я должна повторять это снова и снова?
Он улыбнулся.
— Нет, не должна.
— Окей, что же происходит у тебя в голове?
— Я не знаю, кто я.
— Да, ты Лукас Рэйвен и ты знаешь, кто ты есть.
— Я знаю, мое имя, но имя это не то, кто ты есть. Кто ты есть, что ты прошел. И я никогда не был … я.
— Ты ошибаешься. Все это время ты был собой. Просто носил другое имя.
— Но я не знаю, как быть кем-то другим, кроме тех, кем я был. Все, что я знаю — это притворяться другими людьми. Так случилось, что я помню свою жизнь до того как мне исполнилось четырнадцать лет, да и она кажется мне нереальной. У меня такое чувство, как будто все другие жизни, которые я вел, лишь бутафория. Когда я был в старшей школе, в роли подростка по имени Майкл Дрегер, ко мне подошел другой пацан, и стал драться. Я не мог сообразить, что его так взбесило. Оказалось Майкл увел у него девчонку. И вообще, тот Майкл был настоящий подонок. Он был обидчиком и помыкалой. Я все ломал голову, пытаясь понять, почему я стал таким ужасным человеком, но позднее пробыв в его шкуре около месяца, до меня дошло. Я должен был попытаться изменить репутацию того парня. Медленно и верно я добился своего, просто оставаясь собой. Затем, год спустя, я очнулся в теле другого парня, другая школа, все другое. Я навел справки о Майкле Дрегере и узнал, что он погиб по нелепой случайности, попав под машину. Я читал статьи из газет, где каждый о нем отзывался как о самом замечательном ребенке. Ни один не вспомнил, каким придурком он был до того, как мне досталась его жизнь. Это доказывает, что я начинал с добрыми намерениями, но затем со временем повзрослев и выйдя из школы, все стало зависеть лишь от меня. Я никому не помогал, кроме самого себя. Я был эгоистичным ублюдком.
— Неправда. Это лишь твоя интерпретация. Ты не разрушал жизни Грэга Истона. Ты получил жертву суицида, а вернул ему имя героя и похороны с почестями. Ты не разрушал жизни Винса Марко, во всяком случае, не в глазах людей, кто помнит его. Я уверена в том, что вернувшись назад и проанализировав один случай за другим, ты поймешь, что не разрушил ничьей жизни.
Лукас пожал плечами.
— Возможно. Я просто не знаю, чем мне заняться в жизни. Я не вижу главного смысла. Я не знаю, для чего я живу, и к какой главной цели должен стремиться.