Игра
Шрифт:
Отдельно, как мертвые, молчали разоруженные тамплиеры.
Была лишь одна пара, которую не тронули солдаты, пока творилась кровь и беззаконие - они сидели у костра и ели печеную брюкву руками. Один был одет в дерюжную рясу с крестом, криво сбитым из бросовых реек, второй был поплотнее первого, в шерстяной рубахе с прилипшей соломой и куриным пометом. Возле круглого колена второго едока валялся засаленный трехрожковый подсвечник.
– Этих тоже вязать?
– крикнул один из солдат.
Двое тщательно пережевывали
– Да что юродивых трогать, это же не попы, попы вон там - в серебре и тосканском сукне!
– возразил швейцарцу приятель.
Он просчитался - первый был францисканцем по имени брат Маттео, во втором я не без труда узнал Плаксу. Он похудел и посерьезнел за время моего отсутствия и ничуть не удивился, увидев меня.
– Как поживаете, Князь?
– Плакса отер руку о подол рубахи и подал мне. Я уклонился от его немытой ладони.
– С чего это ты ударился в евангельскую бедность, друг-Плакса?
Плакса пожал плечами:
– Играть надоело. Врать по большому счету тоже. Просьбочку можно? Заранее спасибо. Что ж вы меня все по кличке-то как собаку. Меня зовут Ян, а прозвание мне - Человек. Вот путешествуем с Маттео, все веселее. Сейчас монахи здорово как понадобятся. Жалко, у меня тонзура заросла - все никак не выбрею. а можно и без нее - маковка не мерзнет. Где исповедь примешь, где повенчаешь кого, тут гроб, там младенец - интересно люди живут. Посмотришь - и тоже живешь помаленьку. Когда-нибудь ведь надо начинать.
– Философ! А где Корчмарь и Смерд?
– Корчмарь женился, живет где-то в Корнуолле, сначала держал мелочную лавку. Потом, говорят, стал давать деньги под проценты. Озолотился. Соседи и должники плачут, но терпят. Только к нашему Корчмарю теперь и на дохлой козе не подъехать. Мы с Маттео раз пришли навестить, так он нас с лестницы спустил. Ровно двадцать пять ступенек - гордо сообщил Плакса и печально пошевелив пальцами босой ноги, продолжил: - А Смерд… Плохое дело.
– Умер?
– Хуже. Лучше бы умер.
– и Ян Человек замолчал и отвернулся. Больше я ничего не узнал от него и отошел прочь.
– Анафема всем!
– Кентербери в кольце латников вздернул отлучающие персты - всем!
– королевский сенешаль меланхолично тюкнул его по затылку и архиепископ в третий раз впал в беспамятство.
Придя в себя, он снова буркнул: “анафема” и снова получил по макушке, но продолжал:
– Короля долой! А особенно - этого малолетнего мерзавца, советчика, демона во плоти… как его, в общем Бог разберет - анафема!
Четвертый, балаганный, будто бы “понарошку” - удар проломил архиепископский череп.
Кентербери посинел и опрокинулся, подавившись собственным языком.
Арестованных уводили, кто-то неохотно ворочал лопатой землю - погребение Кентербери было небогатым - в общую яму свалили десятерых убитых, в непристойную
Старик-король молча поднялся с натруженных молитвой колен.
– Достаточно. Домой. Все - домой. Эй, вы!
Последнее было обращено ко мне и капралу Буардемону.
– Папская бумага у вас - вы и распоряжайтесь арестованными. Я пальцем о палец не ударю ради этого скверного дела.
Я лихорадочно думал, кровь наполняла виски, как винные мехи…
– Так… Рыцарей ордена… Командора… На покаяние к Престолу, пусть едут. А остальных - с вашего разрешения в Ньюкасл, в крепость. Я сам поведу процесс.
– Дозволяю… - кивнул король, тяжко садясь в седло - Будьте вы прокляты.
Я рысцой догнал восьмерых храмовников, месивших грязь в колеях -
– Командор! Я предупреждал вас.
– Идите к дьяволу.
– огрызнулся Командор - Папская подстилка! Вы еще услышите о нас. Я подниму горные кланы.
– Благослови вас Господь.
– я оставил его торжествуя.
Эдуард одной ногой в аду, его сын возможно, удержит власть, под угрозой хайлендеров освободит священников, а там - подписание мира, пусть даже на унизительных для Англии условиях.
– Все складывается как нельзя лучше, душенька.
– сказал я тебе тем же вечером, когда мы ночевали под открытым небом в обществе конвоя и арестованных - теперь остается позаботится о нас самих. Ты - женщина, а я не солдат, по приезде я переговорю с принцем, возможно он окажет нам протекцию, подыщет мне доходное местечко. Надеюсь, молодой Эдуард прибудет в Ньюкасл, в срок. Все равно у Клиффордов делать нечего, турнир закрыт…
Ты медленно зачерпнула ложку грибной похлебки. В глазах твоих волхвовали сполохи костра. Сонный ужас по осьминожьи расползся по венам моим. Ты улыбалась. Еще не убийца, но соучастница.
Чья?
– Супруг мой - твоя фламандская чопорность прозвучала издевкой - дорогой. Принц Эдуард прибудет на место минута в минуту. О нем ты можешь больше не беспокоиться.
В эту ночь мы спали рядом, но врозь.
След на щеке от франтовского шарфа Весопляса мучил меня, как ожог, до рассвета. Я промаялся до ранних сумерек, встал и вдыхая ледяной воздух, запах остывших углей и конской шерсти, вынул из сумки писчие принадлежности.
Я был полон решимости, как святой Георгий накануне битвы.
На чистом листе появились скаредные слова:
” На имя Его Святейшества, Наместника Святого Петра на земле, Клемента V. Спешу уведомить высокую курию, в том что нечестивец, лжесвидетель, извращенный осмеятель … повинен в пленении рукоположенных и постриженных особ Британии, Ирландии и Шотландии, а так же в злокозненном совращении членов королевской семьи…”
Злые слезы горчили в глотке, меня замутило.
Гаденыш, лицедей, шлюха! Ты сделал меня доносчиком, Весопляс!