Игра
Шрифт:
Подоспевшая гвардия Эдуарда I, быстро расправилась с челядинцами.
Барон был ранен и взят под стражу.
– Ребята! Братцы Король теперь - я! Мы же принца правильно убили! Да вы что, ребята! Это ведь игра!
Без суда и следствия рейтары соорудили петлю из отстегнутых поводьев и удавили изменника на воротах кладбищенской часовни, стоявшей на перекрестке.
Весопляс нежно вздохнул, свернулся клубочком в медвяном вереске и заснул, как ягненок под боком матки.
Уже в Ньюкасле мы узнали, что Изабелла, узнав о смерти мужа, едва не скинула долгожданное дитя -
Мы с тобой стояли в толпе скорбящих придворных. Траур был тебе к лицу, моя модница, ты положила в гроб принца букетик сирени. И что же - служба уже заканчивалась, когда в приоткрытую дверь домашней молельни королевского дома проскользнул Весопляс - пиковый валет, комкавший в руках ажурные черные перчатки. Он бросился к гробу и завыл глухо и непристойно, как вдова.
В толпе придворных поднялось пасечное жужжание - я вывел его на воздух за плечи - едва держась на ногах он глотал вино из моей фляги и садовые тени плели бесконечные узоры на его бледном лице.
Как он тоскует по убитому - почти умиленно подумал я. Я не знал о прерванной охоте барона де Клера.
Вскоре я узнал, что Весопляс получил из королевских рук графство Норфолк.
Причем на имя Даниэля фон Малегрина.
Я мог только хватать по-рыбьи воздух.
А ты, моя хозяюшка, смеялась и мыла окна в новом домике, который он купил для нас на окраине Ньюкасла.
Его назначили опекуном измученной родами Изабеллы и ее недозрелого инфанта.
А я бранился с молочницей и прачкой и чинил дыру в заборе, слушая, как в сарайчике хрюкает и трется поросенок.
Он прогуливался в дворцовом саду и на крепостных валах со старым Эдуардом и поддерживал немощного под локоть и шептал на ухо.
– Вы так хорошо советуете, мой мальчик!
– восхищался король.
– Всю ответственность я беру на себя, отзывался Весопляс, закрывал живые глаза и под дождем на щеки синими потеками сочились нарисованные очи, он стирал свои вторые глаза рукавом и улыбался, думая совсем о другом.
–
Я стал тенью собственного имени, я каждодневно обивал пороги королевской канцелярии, умоляя начать процесс над монахами хотя бы завтра.
Завтра никогда не наступало.
О судьбе арестованных священников я ничего не знал.
Кстати, они не были внесены в списки заключенных Судебной тюрьмы, где они томились я не знал.
Через три месяца меня допустили к разбирательству.
Судья, врач Бартоломеус и я шли по длительным коридорам Крепости. Из-под ног шарахались тени и крысы.
Тюремщик-голландец туго соображал, чего же мы от него хотим.
– Монах? Я не знай никакой монах… Много монах? А, вы опоздаль, джентльмены!
Я позеленел.
– Что с ними?
– Они хотель кушать. Потом лежаль. А потом - голландец
– Почему им не давали есть?
– осведомился Бартоломеус, прислоняя меня к стене.
– Бумажка! Не было бумажка - не было человек.
– Он хочет сказать, что на них не было выписано довольствие - педантично перевел врач.
– Большое спасибо, я как-то уже уяснил.
– промямлил я.
– Королю сообщили?
– Бартоломеус уверенно взял переговоры в свои руки.
– Все ажур! Король сказаль молодой граф: ужас! Как быть? А граф плеваль в пруд и говориль: На фиг. А король его обнималь, корону соваль и говориль: вы эту кашу завариль, вы тут и разбирайтесь, а я хочу на кладбищ! А граф ему руки целоваль, преданно смотрель и говориль - если вы на кладбищ, то я буду плакать.
Я беспомощно уставился на врача.
– Ради всего святого, Бартоломеус, что он лопочет.
– Перевожу вольно - Британии кранты. Да здравствует король.
– А что такое кранты…- слабо спросил я - я был на грани обморока.
– Поймете.
– утешил Бартоломеус, грустно почесался и подытожил: доигрались. Интересно, этому вашему Пустоплясу нужен квалифицированный лекарь с дипломом. Как вы думаете, Даниель, стоит мне попытаться?..
Тюремщик проводил нас на солнце и напоследок сказал:
– Всех вам благ. Прощеваль. Заходите еще. Мы вам будем выписывать бумажку и сажаль, кормить будем.
– Он шутит - по привычке перевел Бартоломеус.
…- Агнес! Я убью его! Честное слово убью. Вот сейчас пойду и намотаю его вонючие кишки на кулак.
– я ронял слезы в тарелку с вареной бараниной - пригрел змею. Лучше бы я удавил Весопляса в нашу первую ночь на горе Кармель!
Ты присела на кухонный ларь, усталая. Локоток был запорошен мукой.
– Неужели тебе не надоели эти клички? Что за ребячество. Его зовут Феликс Монжуа. Звонкое имя, правда? Его мать говорила, что такие имена приносят счастье. Видишь ли, циркачки суеверны.
– Так. Откуда ты знаешь!
– взвился я.
– Он мне сам сказал - удивилась ты.
– Ты просто никогда его не спрашивал. У него были сестры и братья, отец, мать и дедушка. А еще - пара лошадей, ослик, собаки и ученая лисица. Он сам с юга Франции. Кажется, из Тулузы. Его отец был превосходным акробатом и наездником, дед-фокусник и рассказчик…
Есть мне больше не хотелось. Я смотрел, как мило порозовели твои нежные щеки, когда ты рассказывала мне всю эту пошлятину о чужой родне и унизительном ремесле уличных кривляк.
– Ты встречаешься с ним?
– Конечно, Даниель. Ведь дома, не сочти за упрек, скука смертная. Куры, стирка, кастрюли, штопка… Нищих ты не позволяешь пускать на порог, хожу я только в церковь, даже на танцы у тебя времени нет. Ты хотел банальности - прошу. Все как у всех - мне даже кажется сейчас, что я говорю о другой женщине. Не о себе. А Феликс навещает меня, когда тебя нет дома. Не подумай плохого, он просто катает меня на своей лошади, мы ездим за город, он брал меня на королевскую охоту, мы купались на озере, было весело. А вчера играли в волан.