Игра
Шрифт:
– Возьми мою корону, сын мой.
– Я не сделаю этого, король. Вы мне как отец, я не могу сорвать корону с коченеющего тела, пусть это сделают другие. Я слишком не люблю вас, отец, чтобы ограбить.
Эдуард сдавил плечо Весопляса
– Я испытывал тебя. Если бы ты согласился, я бы убил тебя тотчас. Но теперь я буду ждать тебя в аду или раю, как сына. А сейчас не мешай мне. Короли и волки не должны умирать от старости.
Тут Эдуард оттолкнул юношу и спокойно шагнул со стены.
Весоплясу
Весопляс медленно погребально затрубил в рог.
Бароны, пустившие было коней в гущу битвы, разом повернулись и набросились на труп Эдуарда, как черные крысы, ярились кони, шла грызня, и тело становилось землей под острыми копытами темных баронских лошадей.
Меньше чем через три часа англичане были разбиты, уцелевшие разбежались и встала у дверей замка Клиффордов глухая влажная тишина.
Шотландцы решили идти на Ньюкасл, вслед за варварскими отрядами скрипели закрытые повозки с крестами на пологах.
Весопляс, не стыдясь дорожной грязи стоял коленопреклоненный на мозаичных полах дворца и молчал.
Лжец, лиса, вор. Наверняка он сам столкнул старика с крепостных зубцов. И теперь, убив отца и сына, оплакивает их.
– Нет Эдуарда I, нет Эдуарда II, но может быть поможет Эдуард III, младенец… - прошептал Весопляс.
– Горе стране, где король-ребенок.
– сказала королева-мать- оседлайте мне лошадь и вы, пятеро будете сопровождать меня. Что же до тебя, мальчик, я хотела бы видеть тебя своим пажом. В изгнании мне будет скучно без твоих песен. мне жаль будет твоего свежего молодого лица. Едем со мной.
– Я остаюсь.
– ответил Весопляс.
– Тебе что-нибудь надо? Деньги, титул?
– Горячей воды, ножницы и чистую рубаху - ответил Весопляс.
Тем же вечером дворец опустел, как кладбище после Страшного Суда.
Лишь в угловом окне западного флигеля теплился огонек.
Всю ночь, ветреную, февральскую я бродил в бесконечных мокрых палисадах, косился на окно, оплетенное бледными плетьми плюща. Меня можно было принять за умирающего от любви, с непокрытой головой, бледного, больного.
Но мною двигала одна лишь ненависть.
Я подтянулся, зацепившись за черепичный подоконник ссаженными пальцами.
Я хотел увидеть его, преисполненным непотребства, рукоблудящего, сплетшегося в чудовищном соитии с каким-нибудь конюхом или вором.
Весопляс спокойно спал на лавке в молельной. Он был обнажен и нескромно прикрыт вытертой волчьей шкурой. Подле него догорал светильник.
По лицу Весопляса было видно, что ему не снится ничего.
Я поднял исписанный листок
” Темнеют лица жен, трещат хребты мужей.
Счет хлеба - по зерну на плесневом ноже,
Путь голода, войны, терпения и боли.
В бесхитростных сердцах, грех юности безусой,
Родятся в год лихой великие безумства
Путь смелости, путь жалости, путь радости и Бога.
Встречает день слепой, река находит русло,
В тот добрый час, когда великое Безумство,
Взрослея, превращается в обычную любовь.”
Я наклонился над ним, готовый пережать горло, но поцеловал его в слегка влажный лоб и вышел вон.
Через две недели крестовые обозы достигли Нью-Кастла. Оставшиеся в городе жители вышли на соборную площадь.
В конском навозе копошились воробьи, день по-весеннему был ярок, солнце маслянисто играло на крышах. Ты, моя потаенная, стояла рядом со мной в толпе, прятала руки в беличью муфту. По случаю прибытия неведомого каравана, ты принарядилась, ветер взметывал тройной подол красной фламандской юбки.
Кого мы могли ждать в эти проклятые времена? Торговцев, актеров, бродяг - египтян?
Из повозки кряхтя, поплевывая и сконфуженно попердывая, выбрался обрюзгший краснорожий человек в роскошном облачении Судии Он был молод, по-хамски здоров и упруг, как коровячье вымя. Но, отдавая дань игре, выделывался, кривляясь, как пропахший мочой старик. За ним из повозок, будто крысы из горящего амбара, полезли монахи.
– Кто это?
– спросил я у впереди стоящих.
– Инквизитор - ответили мне те, кто расслышал простуженный крик глашатого.
Вместе с монахами стоял и Командор Тамплиеров, зеленое инквизиторское знамя снова было поднято над толпой. Инквизитор требовал бумаги, подписанные самозванцем и еретиком Даниелем фон Малегрином. Суетились секретари.
Однако, мой донос возымел действие.
И тут, холодея, я понял, что если Инквизитор, этот кривляка с пивным пузом, просмотрит подписи под преступными документами, он не увидит там имени Феликс Монжуа. Везде, везде, эта тварь, Весопляс, ставил одну подпись: Даниель, граф фан Малегрин.
– Кто здесь назывался Папским легатом Даниелем, графом фан Малегрином?
– спросил Судья.
–
Проклятое имя… Трижды вбили мне его в лоб…
Тот ужас, что я испытал, хватаясь за ледяную руку твою, моя безумица, не сравним ни с чем. Лучше бы меня погребли заживо, лучше бы я утонул в море или погиб в стычке. Но не в огне!
Ты слышишь, Господи, не в огне!
Ты была спокойна, по-библейски сложив руки на отягощенном чреве.
– Так кто здесь назывался именем Даниель?
– спросил Судья.