Играть, чтобы проснуться. Первая книга
Шрифт:
За Цинбором никто не бежал. Это уже точно. Он потрогал обрубком правой руки бороду. Она снова отросла сильнее, чем он планировал. «Отец…» — подумал Цинбор, даже и не зная, о чем нужно думать после. Он не мог и шепотом произнести это слово. Только вспоминал Норина. Конечно, Цинбор чувствовал свою вину за смерть отца. Но он винил и самого отца. Если бы тот не передал силы Люмрику, все было бы отлично. Даже не умер бы никто! И не было бы предательств! Цинбор стал бы вождем, а Люмрик остался бы при своем, в любви и заботе, Норин ушел бы на заслуженный отдых, Курло получил бы уважение отца. Никто бы не был в настоящем проигрыше. А сейчас? Норин мертв. Курло и Цинбор потеряли всяческое уважение и надежду на хорошую жизнь. И
Цинбор с силой ударил правым локтем по дереву. Кора отлетела от него, по дереву прошла дрожь, заставив листья громко зашуршать. Он повернулся в сторону дороги и прислушался. «Не ищут даже», — подумал он.
Через полчаса пути по лесу, которые гоблин пробежал с присущей ему скоростью, он услышал шорох. Из-за маленького куста появилось милое зеленое существо с ангельски красивым глазом. Но Цинбор знал, что это за существо. «Ловинги, черт…» — подумал Цинбор, прислушиваясь к сотням маленьких шажков вокруг. На деревьях, в траве, в кустах — везде слышал он этих созданий. Сделав вид, что начинает бежать в сторону дороги, он через три шага развернулся и рванул в другую сторону. Даже лишь немного запутав стаю, он получил небольшое преимущество. В детстве одним из главных его развлечений с многочисленными братьями было именно найти стаю ловингов, а после убежать от нее. Пока одного из его братьев ловинги не утащили, они часто так забавлялись. Но после этого случая Норин настрого запретил эту игру. Да и в лес так далеко уже не отпускал. А если и отпускал, то лишь в сопровождении ловкачей.
Сейчас же Цинбор был далеко от места обитания ловкачей. Более того, после долгого получасового бега он выдохся. Сейчас он явно понимал, что его настигнут. Оставалось лишь бежать, а далее по возможности отбиваться. Отбиваться… как же! Были бы сабли, он и вовсе бы не стал бегать, просто разрубил бы целую стаю! А сейчас?
«Хоть зубами их грызи», — подумал Цинбор, перепрыгивая через нескольких ловингов. Он бежал, постоянно меняя траекторию, отталкиваясь от деревьев, забегая на ветки особо высоких, как делали ловкачи, и снова спрыгивая вниз. Ловингов было несложно запутать, но малейшая ошибка привела бы к неминуемой гибели.
Зверьки начинали уже понемногу набрасываться на Цинбора. Пока только на щиколотки, стопы, но это сбивало его, заставляло двигаться медленнее. Через несколько минут они и вовсе облепили его руки и ноги. Взбираться на деревья уже не было сил и возможности: ловинги поняли его маневры и заполнили пространство наверху. Цинбор бежал, врезаясь боками в деревья, сбивая маленьких гадов, кусающих и царапающих все его тело. Особенно ему было обидно за руки. И без того больные, они были снова покусаны и расцарапаны. Свежие швы уже расходились. «Невозможно…» — пробежало слово в голове гоблина. Он упал на живот и уже не двигался. Место для падения он выбрал без корней и кочек. Только подушка из сухих листьев и ровная земля. Он чувствовал, как тело раздирают монстрики, готовые порвать его на тысячи маленьких кусочков.
Он вновь начал бороться. Уже лежа, сбрасывал с себя ловингов, отпихивал, ворочался, катался по земле так, что грязь попадала во все рваные и резаные раны. «Такая смерть? От того, что даже в детстве не было страшно?» — думал Цинбор, каждую секунду пытаясь понять для себя что-то новое. «Думать. Думать, пока есть время. Думать, пока есть чем. Срочно. Думать!» Гоблин издал истошный крик. Это ему прогрызли левую ногу до кости. Он почувствовал, как крепкие маленькие зубки врезаются в прочную кость. Цинбор заметил, как на секунду ловинги замерли. На миг перестали раздирать его плоть. И вдруг с новой силой принялись за ужин.
«Может, действительно поделом мне?» — подумал гоблин. Он старался прикрыть хотя бы лицо. Раз все тело он не может закрыть, то хоть оставит за собой возможность смотреть и кричать.
Гоблин прислушался. Никаких звуков, кроме чавканья голодных зверьков. Ни шагов, ни шороха других животных. Он попытался не слушать, как его тело поедает стая монстров.
И услышал его. Это был он. Свободный, неуязвимый. Тот, кого никому не поймать. Он услышал ветер. Завывающий среди листьев и стволов деревьев. Поднимающий с земли вокруг грязь с кровью. «Вот он будет свободным. А я умру. Умру и уже никогда не увижу брата. Не узнаю, простил бы он меня или нет. Не рожу наследника. Не научу Волхви фехтованию. Да, я, быть может, был груб… А что мне оставалось? Я был старшим братом долгое время. Ответственность лежала на мне. И не только за братьев. Но и за племя. Что ж…» — Цинбор хотел подумать о чем-то еще. Честное, единственное, чего он хотел, — это лежать и думать. Даже чувствуя дикую, нестерпимую боль. Но времени думать не оставалось. Он отключился, понимая лишь, что в сознание уже никогда не придет…
Глава 28. Жажда мести
Люмрик проводил изменения в политике деревни, которые должны были изменить отношение к гоблинам в локации. Он еще совсем недолго был вождем, но с каждым днем все больше осознавал незначительность гоблинов на политической карте мира. Игроки относились к ним, как к низкоуровневым, глупым существам. В деревню приходили изредка и только от нечего делать. Вряд ли они заметили смену вождя. Люмрик же давно это понял. Имея теперь власть, хоть и не очень большую, он хотел изменить отношение к лесникам, а позже и ко всем другим племенам гоблинов. В этом, возможно, он и был похож на Цинбора, тоже не желавшего мириться с приниженным положением лесников. Однако, пойдя против семьи, Цинбор сам оказался скраю.
Люмрик пригласил нескольких гоблинов из важных семей, которые были у власти во время правления его отца. Они образовывали некий совет, подобный тому, что был и у Лорбо. Люмрик не был согласен со многими их решениями и законами племени. Отношение к незнатным гоблинам, к женщинам — все это во многом его смущало. Его больше привлекало то, как все устроено в больших городах. Нельзя было назвать его урбанистом, но Люмрик хотел большего для своего народа. В этом их с Цинбором взгляды можно было отличить. Когда старший брат хотел забирать у иных то, что нужно было ему или его племени, Люмрик хотел растить новое на пустом месте. Строить все заново, не отнимая у других племен. Совет же во многом мог ему помешать, так как все-таки имел власть. Молодого вождя еще мало кто поддерживал, в его силу верили не так, как в силу Норина и Цинбора. И действительно, раньше у Люмрика не было сил что-то исправить. Теперь же он придумал кое-что.
В покои вождя зашел личный секретарь Люмрика Глиноус. Он был одним из гоблинов, которых не уважали в племени, потому что его родственники были известны своим предательством и хитростью. Когда-то именитая семья предала основную династию, за что ее потомки расплачиваются до сих пор. Но Глиноус, несмотря на свою кровь, показывал себя хорошим другом и слугой. Он ухаживал за Люмриком, когда тот был лишен возможности передвигаться. Ненужного работника приставили приглядывать за ненужным принцем. И зная, что он может ничего не делать с принцем, Глиноус мог бы игнорировать его. Но он с пониманием отнесся к Люмрику и стал ему настоящим другом. Люмрик в свою очередь отнесся с пониманием к Глиноусу, или, как он его начал называть, Глину. Хотя в племени его называли совсем по-другому — Гниль, Глина и еще многие другие неприятные интерпретации своего имени приходилось слышал ему.