Играющая в Го
Шрифт:
67
Я брожу по улицам, как деревянная кукла.
– Возвращайся домой, – говорит Хун.
– Оставь меня в покое.
– Прошу тебя, возвращайся.
– Я ненавижу свой дом.
– Тогда плачь. Выплачься как следует, умоляю тебя.
– У меня нет слез.
Она покупает у торговца вразнос пирожки.
– Тебе нужно поесть!
– Они воняют…
– Зачем ты так говоришь? Пахнет аппетитно.
– Еда протухла. Разве ты не чувствуешь, что овощи
Меня выворачивает. Перепуганная Хун бросает еду рыскающим вокруг кошкам.
Я скрючиваюсь. Хун говорит:
– Цзин жив!
Увы, этого счастья мне недостаточно.
– Я беременна от человека, которого больше нет. Я должна убить себя.
– Ты сошла с ума!
Хун трясет меня за плечи.
– Ты обезумела! Скажи мне, что это бред!
Я не отвечаю.
Она закрывает лицо ладонями.
– Тогда остается только удавиться! Никто тебя не спасет.
Помолчав несколько долгих минут, она спрашивает:
– Ты была у врача? Возможно, ты ошиблась.
– Я никому не верю.
– Я найду тебе врача.
– Зачем? Минь меня предал. Я должна умереть.
68
Китаянка пришла раньше меня и уже расставила камни на доске. Под ее опухшими глазами залегли тени. Она не причесалась, просто убрала волосы в пучок. На ногах у нее домашние туфли.
Она похожа на сбежавшую из больницы пациентку.
Пока я обдумываю свой ход, она разглядывает ветви ивы. Взгляд девушки тревожит меня. Внезапно она достает платок и прикрывает нос и рот, как будто ее затошнило.
Я ужасный чистюля, и мне невыносимо мучительно думать, что ее раздражает исходящий от меня запах. Я делаю глубокий вдох, но ощущаю лишь запах гниющей травы, предвещающий приближение дождя.
Неужели она почувствовала на мне запах Орхидеи? Проститутка слишком обильно поливает тело и одежду духами. Ревнивая собственница всякий раз пытается «пометить» меня.
Небо нахмурилось, влажный ветер кружит листья. Игроки шумно собирают свои камни в бочонки.
Погруженная в глубокое раздумье китаянка сидит неподвижно. Я замечаю, что только мы с ней остались на площади. Она не отвечает, записывает результаты на листке и уходит, не прощаясь.
Это странное поведение пробуждает во мне подозрения. Я тоже встаю, подзываю рикшу и, опустив верх, приказываю вознице следовать за девушкой.
Китаянка идет пешком по торговым улицам, где царят оживление и шум: владельцы ресторанчиков убирают столики, женщины торопятся собрать до дождя белье, суетятся пешеходы. Я несколько раз едва не теряю девушку из виду.
Под навесами тревожно кричат ласточки. Небо стало совсем черным, на землю упали первые тяжелые капли. Через несколько мгновений на нас обрушиваются потоки воды, звучат громовые раскаты.
Китаянка останавливается на опушке леса. Я покидаю коляску рикши и прячусь за деревом.
Она погружается в зеленый туман. Вспышки молний освещают ее изящный силуэт. Между деревьями вьется серебристая лента реки. Поток течет на восток, закручиваясь в крошечные бурунчики и посверкивая зеркальным блеском. Вдали, у горизонта, река превращается в широкую черную пелену, устремляющуюся в расселину неба.
Китаянка бежит к волнующейся воде. Я бросаюсь за ней, но девушка неожиданно останавливается. Мне приходится тормозить на полном ходу, и я бросаюсь на землю.
Неподвижность моей незнакомки являет собой поразительный контраст с бурлящей рекой. Не переставая гремит гром. Деревья гнутся под ветром. Отколовшаяся от дерева ветка падает на землю, царапая в полете кору ствола.
Ко мне возвращается воспоминание о землетрясении.
69
Запах крови пропитал все мое тело. Проник под язык, пропитал ноздри. Преследует меня до самой спальни.
Я моюсь в тазу. Намыливаю лицо, шею, руки, пахнущие зловонной смертью. Идет дождь. Почему боги проливают столько слез над нашим миром? Оплакивают мои несчастья? Почему льющиеся с неба потоки воды не отмывают наши страдания и прегрешения?
Я падаю на кровать. Дует ветер. Его порывы напоминают бормотание ищущих успокоения призраков. Может, это Минь шагает рука об руку с весело смеющейся Тан?
Я не знаю, как их содержали в тюрьме. В одной камере? В разных? Держались они за руки, глядя, как жизнь утекает, подобно впадающей в небытие реке? Меня мучит один вопрос: что было между ними, когда мы встретились? Они уже целовались? Предавались любви? На свободе Тан наверняка отказывала ему. Но в последнюю ночь они могли соединиться под взглядом тюремщика – щека к щеке, лоб ко лбу, рана к ране.
Она приняла его в свое лоно и в свою душу. Он вошел в нее, стоя на коленях, в позе кающегося грешника. Он обнимал ее из последних сил. Его семя излилось, их кровь смешалась. Она отдалась, он ее освободил.
Я вскакиваю.
Минь меня предал. Я должна убить себя.
70
Китаянка идет назад.
Она удаляется от реки, как плывущий над землей призрак, и выходит из леса. Все улицы под дождем похожи одна на другую, все улицы пустынны. Девушка движется в темноте, ее силуэт мелькает то черточкой, то запятой, увлекая меня в другой мир.
Внезапно она исчезает: я бросаюсь на поиски. Все тщетно.
Выплывший из тумана рикша соглашается отвезти меня в ресторан Хидори.