Игрок 2
Шрифт:
Недомерки переглядываются и молча уходят.
Я, не спеша, одеваюсь, укладываю полотенце и, насвистывая под нос, направляюсь в сторону беседки.
Беседку окружает толпа зрителей, человек пятнадцать, не меньше. Увидев меня, они с любопытством расступаются. Внутри сидит только один человек. Естественно, это Юра.
— Вот уж встреча! — театрально радуется он. — Вот не ждал, не гадал…
— Это гора с горой не сходятся, — подхватываю я его тон.
— Тут мне птичка нащебетала, что ты сыграть хотел?
Под одобрительное
— Хотел, — говорю, — во что предложишь?
— А давай в дэбчик!
Играть с Одесситом в деберц, да ещё и его колодой, это такой изысканный способ финансового самоубийства. Всё равно что купить акции «МММ», только прогоришь быстрей и надёжней.
Но мы же тут, вроде как, несерьёзно играем. Мы же больше разговариваем.
— Давай, — говорю я.
Одессит лихо тасует и предлагает мне сдвинуть колоду. После, той же рукой ловко возвращает сдвинутое на место.
За первые десять минут я лишаюсь двухсот рублей. Зрители разочарованно перешёптываются. Некоторые начинают хихикать. Никто не может понять, почему сам Юра снизошёл до этого фраера-курортника. И чего ради он тратит на него своё драгоценное время.
— Знатный у тебя фингал, — говорит Юра, ни на секунду не прерывая движение своих рук, — по ночам заместо фонаря светить может. Что, девчонку не поделили?
Это он так осведомлённость о моей личной жизни демонстрирует. Ненавязчиво.
— Их, между прочим, четверо было, — говорю. — Если б там в зале рефери оказался, то по очкам я бы выиграл.
Свои Рей-Бены я, разумеется, перед игрой снял и отправил в карман. Очки, особенно тёмные, это идеальное зеркало, которое демонстрирует твои карты сопернику.
— Ялтинские девчонки, они такие… знойные… — цокает языком Юра. — С ними свяжешься и вовсе покой забудешь.
Подначивает он меня. С мысли сбивает. Вроде как, и без того выигрывает. Но это уже привычка, из тех, что стала второй натурой. Милое же дело, соперника из равновесия выбить и на эмоцию вывести. Тогда он и на руки меньше смотрит, да и в карты себе тоже. А злость норовит в глупых ставках выместить.
— Моя не такая, — бурчу я. — У нас серьёзно всё.
— Серьёзно… серьёзно… — соглашается Юра. — Так ты что же, осесть в наших краях решил?
— Почему нет? — говорю ему, вроде как с вызовом. — Мне вот домик твой понравился. Я себе такой же хочу.
Народ, прислушиваясь к нашему разговору, похохатывает. С моими результатами не то, что на домик рассчитывать. Хорошо бы в своих штанах из-за стола уйти.
Юра, судя по всему, приходит к такому же выводу.
— И триста сверху! — выкладывает он на стол червовый марьяж, — итого пять сотен. Хватит с тебя на сегодня. Не думаю, что с домиком у тебя что-то получится. Откровенно говоря, разочаровал ты меня. Мне про тебя другое рассказывали. Мол подмётки на ходу режешь… А тут…
— Так это ж не моя игра, — развожу руками, — я же преферанс предпочитаю.
— Да? — удивлённо щурится Юра. — А это тогда зачем?
Он кивает на колоду.
— Уважение проявить, — говорю, — ну и опять же, тебе ведь понравилось.
— Преферанс, дело долгое… — я чувствую, как его охватывает любопытство.
Не смутил меня проигрыш, для него это удивительно.
— А мы что, куда-то спешим? — отвечаю ему. — Деберц — твоя игра. Преферанс — моя…
Фразу можно не договаривать. И так все вокруг понимают суть брошенного вызова.
— Садись за третьего, — командует Юра кому-то из зрителей.
Я без удивления узнаю Виктора из катрана, с которым я играл за Аллочкины драгоценности. Он держится так, словно видит меня в первый раз
— Ленинградка, по десять копеек за вист.
— Да хоть по рублю, — безмятежно заявляю я.
— Ну, давай по рублю.
Юрины глаза блестят азартом. Зацепил я его. Таких людей не на деньги ловят. Те им уже не слишком интересны. Их ведёт любопытство.
Первый раз я удивляю Юру, когда на восьмерной, он внезапно не добирает две взятки. Рука у него верная, и неспроста. Ведь раздаёт её третий участник, сидящий с нами «за болвана». То есть за игрока, сугубо подчинённого интересам Юры и самостоятельной игры не ведущего.
Но «болван», он болван и есть. Выложив нужную комбинацию Юре, о нас двоих он особо не думает.
А уж вистовать против своего «босса» тем более не решается.
Так что он, естественно, пасует. А я вистую в открытую, разделывая Одессита, как бог черепаху.
Он только удивлённо приподнимает брови, записывая себе шестнадцать в гору.
Затем следуют три круга беспощадных распасовок, которые начинаю я, и продолжают двое остальных игроков, уже беспощадно «выкладывая» колоду и стараясь посадить соперника.
Выныриваю из распасов тоже я, сыграв девятерную без козырей, против которой мои оппоненты даже не рискуют вистовать.
Юра становится серьёзным и играет крайне осторожно, я бы сказал «жлобски», безбожно занижая заявленную руку, словно знаменитый «начальник станции Жмеринка», и надеясь поймать меня на вистах.
Пользуясь этой осторожностью, я спокойно перебиваю его в торговле, и сыграв одну за другой три семерные, спокойно закрываю пулю.
А на следующем круге Одесситу приходит мизер. Приходит с моей раздачи, и тот недоверчиво смотрит в свои карты, потом на меня, и после снова в карты.
Мизер коварный, с одним окошком. То есть, закроет его Юра или нет, зависит от того, как распределились остальные карты у нас на руках, и в первую очередь, от прикупа. Он буравит глазами лежащие на столе две перевёрнутых карты, а затем машет рукой в духе «сгорел сарай, гори и хата».
Юре слишком хочется узнать, сможет ли он сыграть этот мизер, или нет. Выигрыш тут не так важен. Важно «досмотреть» розыгрыш до финала.
— Мизер, — заявляет он.
Прикуп затыкает подозрительную дыру в раскладе, и теперь на руках у Юры абсолютно не берущаяся комбинация. Мы безуспешно стараемся поймать его, давая насладиться торжеством. Ведь это, чёрт возьми, один из самых приятных моментов во всей игре. Когда твоя «рука» ложится, как по нотам, словно недостающие детали пазла, становясь частичкой всеобщей мировой гармонии.