Игрок
Шрифт:
— Вера, нужно поговорить.
— Нет, не нужно, — по серьезности моего тона она сразу понимает, о чем пойдет речь, но отмахивается. Значит, снова решила сделать вид, что все в порядке? Так не пойдет.
— Нужно, Вера! — мрачнею.
— Кирилл, садись. Разговор терпит, а еда остывает.
Она усаживается рядом и берет вилку. Ее омлет настолько аппетитный, что рот наполняется слюной. А вот каша совсем не вдохновляет, и грейпфрутов я теперь тоже буду избегать до конца жизни. Грустно смотрю в собственную тарелку.
— Господи, — вздыхает Вера. — Держи. — И подносит к моему рту вилку с частичкой ароматного омлета.
Так и живем. Там урвал кусочек пищи, тут — кусочек секса. Как не позавидовать Счастливчику?
Тем не менее заступив за черту правил, пусть и на самую капельку, — становится легче. Теперь можно и кашу съесть. За завтраком Вера на меня не смотрит — с серьезным видом копается в телефоне. Ей все время шлют имэйлы с работы, она постоянно кого-то консультирует, заполняет бумаги, помогает аспирантам в исследованиях. Проще говоря, Вера скучает по работе. Она здесь уже больше двух месяцев. Срок немалый, а если все это время еще и сидеть с мужем-калекой в четырех стенах, опасаясь его обидеть даже выходом в свет, то совсем пытка. Знаю, сам рвусь из квартиры куда угодно — то в больницу, то в центр, то к родителям. А у нее даже дел в России никаких. Она пыталась встречаться с нашими общими знакомыми, но те только и делали, что выражали сочувствие по поводу моего состояния. После третьего выхода в свет Вера сдалась.
— У тебя нет проблем с постдокторантурой?
— Нет, — улыбается Вера и откладывает телефон. — Да даже если не продлят грант, я не очень расстроюсь. Не первый год уже. И тогда меня бы ничто уже не удерживало от окончательного переезда в Россию.
Так, стоп… Еще раз и с самого начала…
— То есть ты не сердишься на меня за вчерашнее?
Я совершенно ничего не понимаю. При всей своей кажущейся юности и невинности Вера Рихтер отнюдь не невинная жертва, которую каждый желающий может обидеть. Не будь я в этом уверен на сто процентов — не оставил бы ее в Германии одну.
— Ну, — она несколько смущенно улыбается и опускает глаза в тарелку. — Кирилл, я уже не маленькая девочка, и даже не дурочка. Не ожидала, конечно, но понимаю. Правда. Мне даже немножко приятно. — У меня отвисает челюсть и чуть не выпадает из руки ложка. — Раньше ты никогда не вел себя со мной так. Не могу сказать, что в восторге, но то, что я тебя… волную… приятно. — Взглянув на меня, Вера вдруг закатывает глаза. Не знаю, что такого она увидела на моем лице — видимо, шок. — Послушай, после трагедии ты отдалился, я не тороплю тебя, каждый переживает горе по-своему, но я начала опасаться, что тебе все равно, есть ли я рядом. И только вчера поняла, что ошибалась.
Ее слова будто застревают во мне: я не знаю, что с ними делать. Не признаваться же, в конце концов, что на решительный шаг меня толкнули страх, сожаления и долгое воздержание.
— И ты сейчас говоришь мне, что у нас все хорошо? — спрашиваю хрипло.
— Я хочу сказать, что у нас все отлично, — улыбается она и тянется через стол, чтобы меня поцеловать, но раздается телефонный звонок. Это мой мобильный, причем скрывающийся в недрах квартиры. — Сиди, я принесу, — несколько разочарованно говорит Вера, касаясь моего плеча, и уходит, а потом кричит: — Кирилл, а почему тебе звонит Алекс Елисеев? Разве у вас есть какие-то общие дела?
По коже пробегают мурашки, а что-то внутри нервно сжимается. Бросаю взгляд на часы. Десять двадцать. Алекс звонит мне, едва-едва выдержав нормы этикета. Это означает, что есть новости…
— Это по поводу исследований, — отвечаю, хотя внутри все леденеет. Я не хотел говорить Вере об Алексе. Или о его дочери. — Слушаю, — говорю в трубку, старательно избегая вопросительного взгляда жены, которая стоит над душой. Я бы охотно повернулся к ней спиной или ушел, но это бы вызвало еще больше подозрений.
— Доброе утро, Кирилл. Спешу сообщить, что ваши пожелания исполнены, и теперь очередь за вами. Очень советую поторопиться с открытием исследований.
Подождите, он серьезно пытается мне сказать, что уговорил Жен согласиться работать на Рашида? Как ему это удалось?
— Я правильно вас понял?
— Уверен, что правильно. А еще я уверен, что вы большой молодец и сделаете все, чтобы Жен была довольна и счастлива. Иначе я сам займусь урегулированием вопроса. Приятного дня.
После терапии, на которую меня теперь изредка отпускают одного, я окончательно договорился с Капрановым о его переводе в наш центр, и тонко намекнул, что не исключаю согласия Жен, но отреагировал тот странно: просто кивнул и занялся своими делами. Я ожидал с его стороны больше радости. Честно говоря, меня вообще озадачила такая реакция. Думал, они держатся друг за друга, и вдруг более чем прохладный отклик. Но пусть разбираются сами, а мне стоит предупредить Рашида, чтобы парочка новоявленных врачей не свалилась ему как снег на голову.
Секретарь Мурзалиева — жизнерадостная болтушка Ирина — пропускает меня в кабинет без всяческих возражений или предупреждений, и поэтому зрелище сидящей перед главой исследовательского центра Жен Санны бьет с удвоенной силой.
— Что происходит? — спрашиваю, не зная, что и думать.
— Собеседование, — невозмутимо отвечает Мурзалиев.
— О, а я надеялся, что о собеседовании меня поставит в известность хотя бы один из присутствующих, — говорю более раздраженно, чем того требует ситуация, но ничего не могу с собой поделать. — Рашид, на пару слов.
Прежде чем удалиться, замечаю, что на Жен те же туфли, что и вчера вечером. Которые убийственные. Сжимаю зубы, пытаясь справиться со злостью, но ничего не выходит. Почему мне не позвонили? И какого черта Мурзалиев устраивает собеседования за моей спиной? Может быть он еще и в работе Жен откажет? Хотя какого плана собеседование — тоже вопрос. То, что они выпивали вместе, уже выяснилось. А вчера, например, Жен объявила, что алкоголь для нее под запретом. Значит, она не против сделать исключение, если компания позволяет.