Игрушечное сердце

Демидова Светлана

Именно благодаря тому, что он никогда не плакал и не ныл, когда над ним откровенно смеялись или пытались его унизить, он и смог довольно быстро войти в дворовую компанию. Виктор был для детей будто бы приехавшим из экзотической страны и желающим постичь законы и порядки их двора. Наверное, так же пацаны и девчонки восприняли бы чернокожего туземца в перьях, пальмовых листьях и костяных бусах. Когда же все наконец поняли, что Вика, в сущности, ничем не отличается от них, если не считать дурацкой одежды и длинных волос, насмешки сами собой сошли на нет.

Не переставала его донимать только одна девчонка по имени Лорка. Она сама была похожа на мальчишку: коротко стриженная, тощая, нелепая, с длинными руками и ногами, чем-то похожая на насекомое богомола, которое Виктор однажды видел на картинке в книге. Остальные девчонки были как девчонки: в платьях или юбках, с косами и бантами. Они с удовольствием играли

его куклами. Особенно осторожны были с Мартой. Лорка, вечно выряженная в мальчишечьи мятые шорты, всегда норовила то развязать кукле бант, то снять туфельку, которая вполне могла потеряться. Виктор подозревал, что она просто завидует его игрушкам, но показывать этого не хочет. Когда же он первый раз вынес во двор Марту, сдержать своего восхищения Лорка все же не смогла. Ее глаза разгорелись таким огнем, что Виктор поспешил сунуть красавицу куклу в руки другой девочки. Он очень боялся, что Лорка испортит его любимицу. Специально. Раз у нее нет такой куклы, пусть и у него не будет! Он тогда уже понимал, что вообще-то должен любить не кукол, а пистолеты, рогатки и футбольные мечи, и согласился с этим, и даже с большим интересом учился игре в футбол. Но Марта оставалась Мартой. Она была слишком красивой, чтобы ее взять да и разлюбить за здорово живешь. К ней даже пацаны относились с уважением. И только Лорка норовила цапнуть ее за платье грязными пальцами и стянуть с нее соломенную шляпку с перьями. Однажды она так упорно вырывала Марту у него из рук, что он просто вынужден был ослабить хватку, чтобы не вывернуть ей ножки. В этот момент и Лорка почему-то вдруг убрала руки. Марта упала на асфальт. В ужасе замерли все, потому что видели, что от белой фарфоровой ручки откололся крохотный пальчик. Лорка тоже поначалу очень испугалась, а потом начала самым отвратительным образом хохотать. Виктору захотелось ее ударить. Первый раз в жизни. Но он опять сдержался. Мать научила его сдерживать свои чувства.

Именно с отбитого мизинчика Марты в жизни Виктора и начался кошмар, который тянулся около восьми лет, пока он не съехал от матери в общежитие машиностроительного техникума.

За отбитый кукольный пальчик Виктора впервые отстегали ремнем. Это было очень больно. Но гораздо хуже боли было то унижение, которое он испытал. Он сразу понял, что мать не простит его за Марту никогда, но еще надеялся на мирное с ней сосуществование. На мирное сосуществование с Лоркой он даже не рассчитывал. Именно она была виновницей его унижения и страданий. Если бы она вела себя нормально, он давал бы ей Марту поиграть, как другим девчонкам. Но она не хотела, как все. Она все время будто вызывала его на поединок. Он ненавидел ее, потому что никаких поединков не хотел. Он был мирным человеком.

А потом Марта пропала. Она спокойно сидела на скамейке рядом с девчонками, которые продолжали ее любить, несмотря на отбитый пальчик, и вдруг пропала. Виктор сразу понял, что без Лорки тут не обошлось. Не случайно и ее уже не было во дворе. Конечно, он мог бы выдать свою врагиню матери, но не стал. Хотя его никогда не учили, что продавать своих нехорошо, он как-то сам до этого додумался. Конечно, Лорка ему здорово не нравилась, но она была своей именно в этом дворе, где он впервые ощутил себя свободным человеком, а не материнским придатком. И он промолчал. Не выдал. Он уже готовился к тому, что из-за Лорки придется сбежать из дома и жить в подвалах или, например, в каком-нибудь питерском памятнике, как Гаврошу – в слоне, но Марту вдруг принесли к ним домой Лоркины родители. Несмотря на это, отношения с матерью так и не наладились. Они делались день ото дня хуже, потому что Виктор уже никогда в жизни не согласился бы опять обрядиться в кружева с бантиками, отрастить кудри до плеч и позволить завивать их плойкой. Он намеревался стать настоящим мужчиной, как отцы его дворовых друзей, а мать хотела продолжать нянчиться с ним и играть, будто с куклой.

А Лорку после истории с Мартой Виктор уже откровенно ненавидел. Она единственная была ему во дворе поперек горла, как кость, или скорее как жесткая корка с острыми, дерущими рот краями. Лорка… корка… корка… порка… Только при одном взгляде на эту девчонку сразу вспоминался тонкий, но прочный и эластичный ремень от материнской юбки, которым его пороли, как ему потом объяснили знатоки, зверски, с оттягом… Пацаны, с которыми он подружился, ремень пробовали неоднократно, а потому знали все тонкости этой экзекуции. Но их пороли отцы и за настоящие проступки, а это совсем другое дело. Это понимали и сами наказуемые, а потому зла на папаш не держали.

Возможно, взаимная неприязнь Виктора и Лорки перешла бы в стадию настоящих драк, поскольку эта девчонка все время лезла на рожон, но вскоре ее родителям дали новую квартиру, и они увезли свою несносную дочь в другой район. Виктор наконец

раскрепощенно вздохнул, а потом крепко подружился с Турком, который со своей семьей въехал на место Лоркиной.

Таким образом, по детской жизни Виктора проехались танками-самоходками две тяжкие женщины: мать и Лорка, а потому очень долгое время он избегал всяческих контактов с представительницами противоположного пола. Даже когда все пацаны вдруг одномоментно свихнулись на почве первой любви, Виктор предпочел свиданиям усиленные занятия спортом, самообразование, чтение справочной и художественной литературы. Потом, конечно, природа взяла свое, и девушки у него начали появляться. Ему очень хотелось убедиться в том, что мать и Лорка – это всего лишь ужасающие исключения, которые только подтверждают правило, выведенное его приятелями, что абсолютно все девушки хороши, но сами девушки постоянно убеждали его в обратном. Они либо были капризны и вздорны, как Лорка, либо деспотичны и эгоистичны, как мать. И Виктор положил себе за правило никогда не прикипать душой ни к одной из них. Только флирт, только секс – и ничего более.

И даже когда приятели один за другим начали жениться, он не только не завидовал, но даже сочувствовал. Он представлял, как друзья корчатся в загребущих лапах женщин, подобных матери, или извиваются под каблучками таких психопаток, как Лорка, и ему делалось их жалко.

Чем старше он становился, тем более убеждался в том, что все женщины скроены по одному фасону. Каждой из тех, с кем он знакомился и проводил какое-то время, хотелось тут же накинуть на его шею петлю, затянуть покрепче, свести на этом поводке в ЗАГС, начать им командовать и переделывать под себя, имея на это полное юридическое основание, подтвержденное штампом в паспорте. Все это Виктор Юсупов уже имел в раннем детстве, с трудом вырвался из-под твердой женской руки и жесткой опеки и повторения ни в каком виде не желал. Надо сказать, что внешность он имел довольно привлекательную, и женщины иногда сами искали с ним знакомства, плели паучьи сети, в которые он порой все же попадался. И даже каждый раз еще надеялся, что попался не случайно – не зря ведь мужики-поэты воспевают любовь. Может, это она к нему и пришла наконец? Но потом нежные, милые создания, которых он хотел полюбить от всего сердца, никогда любви не знавшего, каким-то непостижимым образом вдруг превращались в жадных демонических паучих, и он рвал их липкие сети и вырывался на свободу. После каждой такой неудачи опять говорил себе: «Только секс!» – и в конце концов уговорил. Долгие годы у него не было с женщинами ничего, кроме секса. Некоторые партнерши рыдали у ног Виктора, клялись ему в любви и умоляли о взаимности, но он, фигурально выражаясь, переступал через них и уходил дальше в жизнь.

И лишь однажды произошло непостижимое. То, на что он уже перестал рассчитывать. Он, циничный и неприступный Виктор Юсупов, вдруг без памяти влюбился. И в кого? В девчонку-студентку! Не в шикарную женщину, каких себе только и выбирал, а в неоперившегося толком птенца! Это произошло полтора года назад. Ему было уже почти тридцать пять, а Маришке – всего лишь восемнадцать. Они познакомились на скамейке у Казанского собора, куда Виктор присел во время одной из своих любимых пеших прогулок по Невскому. Он вовсе не устал. Просто любил посидеть у фонтана, послушать шум воды и поглазеть на люд, спешащий по главному проспекту города. Не сразу и приметил тоненькую прозрачную девушку, которая сидела рядом, уткнувшись в толстую книжку. Может быть, он так и не обратил бы на нее внимания и ушел, если бы она вдруг не охнула, длинно и протяжно. Виктор повернулся к источнику неожиданного звука, увидел девушку, которая выглядела сильно испуганной, и спросил:

– Что-то случилось?

Она отрицательно помотала головой. При этом в глазах у нее плескалось такое отчаяние, что Юсупов не мог просто так отвернуться и уйти.

– Но я же вижу, что вы не в себе! – вынужден был сказать он уже на полтона громче.

Девушка вдруг небесно улыбнулась:

– Простите… Я просто волнуюсь… У меня через полчаса вступительный экзамен, а я так и не осилила все, что надо… Видите, какой учебник толстый!

Виктор непроизвольно улыбнулся в ответ и спросил:

– А что сдаете?

– Историю… – ответила она очень просто, без всякого жеманства.

– А в какой вуз?

– Да вот сюда, рядом… – девушка махнула рукой в сторону Мойки. – В Герценовский…

– Педагогом, значит, будете?

– Ну… если поступлю, то буду, конечно…

Юсупов вгляделся в юную особу повнимательней и вдруг понял, что она обязательно поступит и будет самозабвенно учить чужих детей и любить их, как своих. Ее глаза выражали приязнь ко всему вокруг: к городу, к людям и даже к нему, увиденному первый раз в жизни. Это ощущение исходящей от человека готовности любить было для Юсупова новым, тревожащим и даже странно щемящим.