Игрушечное сердце

Демидова Светлана

– Я нетрезв… Не могу за руль… – проронил он, как бы выпустив еще один пробный шар.

– Мы пили часа три назад, если не четыре… – ловко приняла его она. – И всего лишь вино. Думаю, что ты сильно опьянел просто от… волнения… А то, что сейчас допил, – вообще ерунда…

Юсупов на это ничего не ответил, но и не возражал, а потому она уже более решительно продолжила:

– Иди приведи в порядок мангал, а я уберу со стола… Все можно сделать быстро, благо посуда разовая…

И, не давая ему одуматься и что-то сказать наперекор, Лариса принялась складывать тарелки и недоеденные куски в пластиковый мешок для мусора. Юсупов молча постоял около нее, а потом пошел к мангалу. Лариса обрадовалась так, что к горлу опять подступили

слезы. Да что ж это такое? И чего ее так разобрало? Подумаешь, согласился разобраться с мангалом! Не замуж же позвал! Стоп! Стоп! А разве она хочет за него замуж?

Вопрос, который вдруг возник в мозгу, так обескуражил, что Лариса плюхнулась на скамейку возле стола и уронила голову в тарелку с размазанным кетчупом. Неужели она хочет за Юсупова замуж? Она же никогда о замужестве не мечтала и была уверена, что ни при каких обстоятельствах не наденет на себя брачное ярмо. А Виктор – вовсе не тот человек, с которым будет сладко сосуществовать. Неужели она действительно хочет за него замуж? Лариса вспомнила поцелуи в воде и окончательно уверилась в том, что хочет. Замуж. Именно за Виктора Юсупова. Но то, что он согласился привести в порядок мангал, еще вовсе ничего не значит.

После мангала Виктор занялся машиной, и Лариса поняла, что они все же возвратятся в Петербург. Она боялась второй раз пригласить его к себе. Как бы не спугнуть… В конце концов, память у него хорошая, а значит, спросит, куда повернуть, если что… А если не спросит и привезет к себе – это тоже неплохой вариант. Все-таки они будут не на даче, где разворачивались отвратительные кровавые события.

На одном из перекрестков Юсупов действительно спросил:

– Теперь куда?

Лариса, старательно сдерживая рвущееся из груди ликование, показала направление. И он повернул туда, куда нужно, а значит, согласился ночевать у нее. Как хорошо, что она пару дней назад поменяла постельное белье не просто на чистое, а еще и на самое нарядное! Как чувствовала, что именно это и понадобится. Сегодня на этом белоснежном белье с красными розами на подушках и кайме пододеяльника им будет хорошо. Очень хорошо. Не хуже, чем в водах залива. Она уж постарается, чтобы было не хуже.

И когда они зашли в ее квартиру, Лариса, проводив Юсупова в душ, бросилась раскладывать диван и устилать его бельем с розами. Окна она прикрыла шторами, чтобы белая ночь, уже намеревающаяся перейти в нежное перламутровое утро, не слишком мешала интиму.

Все, что Лариса задумала, произошло именно так, как она хотела. Она старалась для этого мужчины, как ни для кого и никогда. Он был в эту ночь главным, а она всего лишь одалиской, прислужницей. Она, блистательная Лариса, перед которой послушливо стелились все бывшие любовники, стала рабыней этого мужчины, которого, видимо, и ждала всю жизнь. В ответ на ее ласки и Виктор повел себя совершенно по-другому. Он был нежен и страстен одновременно. Ларисе казалось, что он даже хочет что-то сказать ей, но сдерживается. И она не торопила его. Эту ночь по своему качеству можно было считать первой у них, а потому – впереди будет еще много таких ночей. Впереди необозримо расстилается длинная счастливая жизнь.

Виктор заснул первым. Лицо его разгладилось, а потому казалось умиротворенным, даже несмотря на безобразившую рану. Лариса смотрела на любимого мужчину и опять роняла слезы. Она их не утирала. Он спит. Не видит. Это хорошо. Для него она будет только улыбаться. Ей есть чему радоваться. Он такой красивый, когда с лица уходит жесткость! Оно, его лицо, делается кротким и наивным, как у ребенка. Он сейчас и похож на спокойно заснувшего мальчика. Аллегорического… Мальчика как такового…

Вот какой Юсупов на самом деле: беззащитный, ранимый. Это и есть его естество, а вовсе не безразличие и цинизм. Как же она раньше не замечала, что его равнодушие и даже некоторая жестокость – всего

лишь щит, которым он прикрывается, чтобы никто не разглядел тонкости и, возможно, сентиментальности его натуры! Может быть, она вообще первая разгадала его сущность после… После кого? После чего? Что ужасного случилось с этим человеком, после чего он утратил веру в добро и любовь? Кто так надругался над ним? Видно же, что он рожден совсем для другого…

Лариса вздохнула, вытерла рукой слезы, а потом легко, чтобы не разбудить, поцеловала Виктора в щеку и улеглась рядом. Она уткнулась в его плечо, чем, видимо, все же побеспокоила, потому что Юсупов завозился, чуть приоткрыл глаза, потом уткнулся в ее шею носом и мгновенно уснул снова. Лариса боялась пошевелиться, чтобы не помешать ему, и очень скоро заснула сама. День у них был трудный и затянулся… почти до утра.

Был уже полдень, когда Лариса открыла глаза. Через щели между шторами пробивались яркие солнечные лучи. День, похоже, опять жаркий. Молодая женщина осторожно, чтобы не разбудить спящего мужчину, выскользнула из постели и после душа отправилась на кухню. Да, похоже, придется пересматривать приоритеты и начать серьезно изучать кулинарную книгу. Вот ведь ничего она не умеет из того, что бы доставило гастрономическую радость проснувшемуся Юсупову. Блины у нее вообще не получаются, оладьи выходят резиновыми, как подошвы. Кашу же варить возлюбленному просто смешно…

А! Вот что можно сделать! У нее есть старинный тостер. Эти электрические новомодные штучки хлеб просто подсушивают да подрумянивают. Старый тостер сделан совершенно по другому принципу. Он представляет собой две толстые стальные «ладошки» на длинных ручках, за которые их нужно держать, чтобы не обжечься. Между этими «ладошками» помещаются два кусочка хлеба, обильно смазанные маслом с какой-нибудь начинкой внутри, и жарятся на огне. Когда «ладошки» открываешь, из них вываливаются закрытые горячие бутерброды, очень похожие на настоящие пирожки. Она, Лариса, сейчас и «напечет» их для Виктора. С сыром, колбасой и малиновым вареньем. У нее еще осталось полбаночки.

На дивный запах, который источали готовые «пирожки», Юсупов никак не мог не вылезти из постели.

– Чем так вкусно пахнет? – спросил он, пришлепав на кухню босиком и в одних трусах.

– А вот иди умывайся и тогда попробуешь, – сказала она, ясно улыбаясь, и спросила: – Тебе чай или кофе?

– Кофе, – ответил Виктор и удалился в ванную.

Уж что-что, а кофе Лариса варить умела. Этого у нее не отнимешь. Он у нее всегда получался густым и насыщенным. Всегда все хвалили.

Когда с завтраком было покончено, Юсупов, откинувшись на спинку мягкого диванчика и смешно отдуваясь, протянул:

– Ну-у-у-у о-о-очень вкусно! Спаси-и-ибо! – и добавил: – Только я так и не понял, что ел.

– Наверное, это тосты, поскольку утварь, в которой это роскошество готовилось, называется тостером, но я предпочитаю называть горячими бутербродами, – ответила Лариса.

– То есть это всего лишь жареная булка, что ли?!

– Именно! – И она показала ему стальные «ладошки». Виктор с удивлением и даже некоторым уважением покрутил их в руках и сказал:

– Да-а-а… Видать, старая штуковина. Сейчас таких не делают.

– Точно, старая. Когда отделялась от родителей, у них выпросила. Кажется, еще от бабушки осталось. Но у меня… – Лариса посмотрела на Виктора с многообещающей улыбкой, – есть еще кое-что… даже более старинное, чем этот тостер. Когда мы с тобой приехали, было не до этого, а сейчас я тебе покажу свою маленькую коллекцию. Конечно, ты мужчина, но, может быть, все же оценишь… – И она потащила его в комнату.

Там она раздвинула в стороны тяжелые шторы, чтобы дневное солнце лучше осветило комнату, и подвела его к полке, на которой сидели любимые куклы. Первой сняла Лизи и подала Виктору со словами: