Игрушка для негодяя

Арская Арина

— Открывай.

Сторож освежает лицо Алекса, который недовольно кривится, и кивает. Со зловещим скрежетом отпирает кованную и тяжелую калитку. Похоже, он знает Алекса, раз не стал повторять про часы посещения и угрожать полицией.

— Все равно поздновато вы приехали. Или стоило предупредить. Правила есть есть правила.

— Не гунди.

Сторож вручает Алексу фонарик, и мы неторопливо шагаем по аллее в гнетущем молчании. Также без слов идем по брусчатке мимо могил с надгробиями, что в темноте пугают до трясущихся кончиков

пальцев и озноба. Среди мраморных плит сидят печальные статуи и торчат жуткие массивные кресты из камня. Днем, пожалуй, можно было поразглядывать тоскливую и мрачную красоту отдельных надгробий, но не сейчас.

Когда шелест деревьев и кустов нарушается громким и одиноким “Кар!”, я вскрикиваю и испуганно замираю.

— Яна, это ворона, — Алекс светит мне в лицо. — Вороны не опасны.

— Глаз выклевать они в состоянии, — закрываю лицо ладонями от слепящего света. — Ты их клювы видел? Они и камень могут расколоть. А если их стая?

— Вороны не нападают на людей, — безапелляционно заявляет Алекс и продолжает путь, а я следую за ним, боязливо оглядываясь по сторонам.

— Не ворон надо боятся, а людей. Живых, — философски подытоживает Алекс и замолкает.

— И тебя в том числе, — отвечаю я и ежусь от ветерка.

— Тебе можно меня не боятся. Я к тебе хорошо отношусь, пусть ты и странная.

— Это ты странный. Я по ночам дома сижу и по кладбищам не хожу, — с обидой шепчу, — но я не буду тебя обвинять, потому что, как говорится, с кем поведешься.

— Ты сейчас на Родиона намекаешь?

— Я прямым текстом говорю, что он плохо на тебя влияет.

— Я же тебе не мальчик, чтобы на меня кто-то плохо влиял. Мы с Родионом на одной волне, а тех, кто нет он держит возле себя. Мы прежде всего друзья.

— Дружбы с боссами не бывает, — я обнимаю себя за плечи и оглядываюсь, когда раздается подозрительный шорох. — За дружбу не платят, как и за любовь.

Через десять минут неспешного шага мы оказываемся в уединенном закутке у молодой рябины, чьи ветви кидают черную тень на скромное серое надгробие с именем Назарова Светлана Юрьевна и датой 15.03.1982-08.10.2019. Могила усыпана охапками свежих белых роз, что источают сладкий и густой аромат, от которого мне становится дурно.

— Зачем ты меня сюда притащил? — поднимаю взгляд на бледное и суровое лицо Алекса.

— Чтобы вы познакомились, Яна.

Я-то и с живыми людьми тяжело иду на контакт, а тут меня привели в гости к мертвой жене Родиона. Вряд ли у нас выйдет диалог, а если бы он даже случился, то, вероятно, меня бы со скандалом прогнали. Я ведь посмела шашни крутить с вдовцом, утоляет горе множеством любовниц.

— Слушай…

Как бы мне так ненавязчиво намекнуть, что ситуация очень некрасивая по отношению к Светлане. Мне почему-то очень совестно и стыдно стоять перед ее могилой, будто я пыталась увести ее мужа.

— Света бы посоветовала быть тебе похитрее с Родионом, — Алекс посвечивает фонариком надгробие.

— Я бы

очень хотела услышать, что бы она сказала на то, как ее муж предлагает приличным женщинам быть его любовницами на содержании, — тихо и гневно шепчу я. — Неужели бы она заявила, что мне стоило согласиться на подобное отвратительное предложение?

— Родион симпатизирует тебе, Яна. И поверь, ни с одной из любовниц он столько не возился, как с тобой, — спокойно отвечает Алекс и выключает фонарик.

— А тебе не кажется, что вести беседу о любовницах Родиона у могилы его супруги — неправильно? — цежу сквозь зубы и мне очень неуютно в темноте.

— Нет, не думаю.

— А одну из них ты вообще притащил к ней в гости, — скрежещу зубами. — Ты в своем уме?

Я понимаю, что мертвые не испытывают ревности, но я не должна быть здесь. Я словно насмехаюсь над Светланой, о которой ничего не знаю, тем, что я живая и что ее муж и я были в близкой связи.

— Она бы хотела, чтобы Родион был счастлив.

— Алекс…

— Чтобы был открыт миру и чувствам, пусть и противоречивым и не всегда положительным, — умиротворенно продолжает он. — И то, что ты его выбешиваешь, означает, что он вышел из тьмы скорби.

Слова Алекса прозвучали в темноте очень поэтично, и я на несколько секунд зависаю. Он же совсем не похож на философа или того, кто увлекается искусством словесности.

— Пусть его радует и бесит кто-то другой, — я перевожу взгляд на ночные тени у других могил. — Мне очень жаль, что он потерял жену, которая, судя по твоим словам, была чуть ли не святой… — замолкаю и едва слышно обращаюсь к той, кто годами терпела Родиона. — Я уверена, вы, Светлана, были замечательной женщиной, но муж у вас тот еще негодяй. Похищает, угрожает и никого вокруг не уважает. Может, в молодости он был другим, но сейчас ни одна женщина не вытерпит его характера.

Рябина шелестит под порывом легкого ветерка, и злость на Родиона меня отпускает. Нет, желания вернуться в отель и вновь его порадовать оральными ласками не появилось, но, выговорившись перед серым надгробием и белыми розами, на душе становится легче, как после беседы с подругой.

— Ты бы сказал, что мы на кладбище едем, — я вновь сердито смотрю на Алекса, — я бы цветов купила!

— Да тут цветов и так в избытке.

— Родион привозит?

— Раз в месяц лично приезжает, а так тут служба меняет цветы.

— Раз в месяц? — перевожу взгляд на надгробие и на глазах выступают слезы. — Милая, тебе, наверное, так одиноко.

— Яна, — Алекс наклоняется ко мне, — во-первых, она мертвая. Во-вторых, вряд ли ей тут одиноко. У нее тут столько соседей, что вечность у нее не будет тоскливой. И уверен, что Родион ее утомил своими визитами.

— Да она его каждый день ждет, а он… — я горестно всхлипываю, — раз в месяц к ней заглядывает!

— Так, ну все, — Алекс мягко толкает меня прочь от могилы, — это была плохая идея привезти тебя сюда.