Игрушка Ворона
Шрифт:
Пройдя в тесную комнатушку, в которой находилось четыре двухъярусные кровати, мы никого не застали, в том числе и Петьку. Наверное, уже где-то шатается, надеюсь, к вечеру тоже деньжат принесет.
Спрятав картины под Лесиной кроватью, мы отправились на кухню выпить чаю, чтобы согреться. Молодая парочка обедала, но увидев нас, тут же ушла. Тем лучше.
Заварив чай, который только отдаленно напоминал чай, я присела рядом с Лесей и обхватила свою жестяную кружку обеими руками, силясь согреть замершие пальцы.
– Знаешь, как бы нам трудно не было, а я рада, что не осталась в детдоме и ушла с тобой, - вдруг заявила Леська.
–
– Как думаешь, у нас когда-нибудь всё наладится?
– Не знаю, но очень бы хотелось. Хочется стать кем-нибудь значимым и доказать своим тупым родственникам, которые после самоубийства моей мамы отправили меня к черту на рога, что я чего-то стою. Пусть локти кусают за то, как обошлись со мной.
– А я вот хочу путешествовать, побывать в разных музеях искусств, может, даже прослушать какую-нибудь лекцию на тему живописи или самой ее провести. Это было бы круто.
– Девчоночки! – на кухню буквально ввалился Петька с какой-то черной борсеткой в руках.
– О! А вот и наш сокол ясный! – я его так называла из-за фамилии Соколов. – Где это ты пропадал?
– Ходил, листовки раздавал, но не суть. Смотрите, что у меня есть, - Петька поставил борсетку на стол.
– Какая-то хрень? – я скривилась.
– Глупая ты, - Петя открыл борсетку и вывалил из нее приличную сумму денег. Я не знаю, сколько именно было, но много, очень много.
Мы с Лесей поддались чуть вперед, не веря собственным глазам.
– Откуда? – спросила я.
– Алис, не переживай, я всё проделал сам. Стоял, давал листовки, неподалеку у ресторана остановилась черная иномарка. Оттуда вышли солидные дяди, часики, дорогие костюмчики, туфельки, цепочки, короче, всё как надо. А машинку-то не закрыли. Вот же идиоты! Ну, я просек эту фишку, помаячил рядом, глянь, а там борсеточка на заднем сидении, ну я и свистнул. Тупоголовой охранник побежал за мной, но я-то бегаю лучше, затерялся во дворах и нафиг мне те листовки сдались. Короче, я решил, что немного на эти деньги можно гульнуть. Сегодня мой день рождения, все дела.
– Петя, ты дебил, - я принялась быстро собирать деньги обратно в борсетку, чтобы их никто не увидел. – Не надо было этого делать. Не лезь к серьезным типам, по голове надают. Это тебе не силиконовых «сосок» обчищать. С ума сошел, что ли?
– Ну, Алиса, не будь занудой, всё ведь обошлось.
– Обошлось, но могло и не прокатить.
– Короче, половину я отдаю в общак, а вторую хочу промотать в каком-нибудь крутом ресторане. Хочу хоть один вечер побыть мажором.
– Это не самая удачная идея, - заявила я.
– Почему?
– Разве ты не видишь? – я развела руками. – Посмотри на нас, мы явно не вписываемся в круг богатых людей, и никакие деньги этого не исправят.
– Наплевать, у меня есть бабло, а значит я на коне. Так что дамы, поднимайте свои тощенькие попы, сегодня вечером мы не будем, есть дешевые сосиски и черствый хлеб.
2.
(Вадим)
Болела голова. Эта боль вроде была незначительной, но ужасно меня нервировала. Какие таблетки не пей, ни черта не помогает, только пара грамм белого порошка приводят в тонус. Но я в последнее время запрещаю себе эту пагубную привычку. Лучше бы перейти на сигары, впрочем, что то, что это всё
Его кисловатый вкус был мне приятен, но головную боль это никак не убирало и не делало слабей. Стараясь, лишний раз не вертеть головой в разные стороны, я сосредоточено смотрел себе под ноги, изучая взглядом наполированный пол кабинета. Перед глазами неожиданным образом всплыл обрывок сегодняшнего ночного сна.
Я вообще плохо сплю, иногда мучает бессонница. Издержка работы, эдакое клеймо, что остается с тобой, пока ты не умрешь. Но даже когда удается поспать, мучают кошмары или какие-то психоделические картинки. Такое со мной не происходит, даже если я под коксом нахожусь, а тут… Справедливости ради, сегодняшний сон оказался спокойным, насколько это, конечно, возможно. Мне снилась девушка. Я ее не знаю. Симпатичная такая и отчего-то злая. Черт ее лица я не запомнил, разве что глаза. Большие, красивые и разного цвета. Один карего цвета, а другой льдисто-голубого. Взгляд этой девчонки так крепко осел в моей памяти, словно это было нечто очень важное для меня, ведь всякую чепуху я стараюсь тут же забыть.
В дверь кабинета постучали, на пороге возник Данил – моя правая рука, и я тут же спрятал свои воспоминания о сне как можно глубже в памяти. Почему-то не хотелось этим вроде бы пустяком с кем-то делиться.
– Где наш дружок? – спросил я и поморщился от звука собственного голоса, он словно раскалёнными гвоздями впивался мне в мозг.
– Уже подвезли, - Данил ухмыльнулся лишь уголками губ. – Трясется весь. Боится.
– Раньше бояться надо было, когда втайне от нас своим задом подмахивал конкурентам. Тащи его сюда, - я поставил стакан на маленький кофейный столик и пока Даня вышел из кабинета, я достал из плечевой кобуры, скрытой под пиджаком, пистолет.
– А вот и наш птенчик, - друг втащил за шиворот ублюдка и бросил его к моим ногам.
Я носком одной туфли провел по окровавленному лицу Коли – моего бывшего начальника охраны, а затем заехал ему по носу. Кровь обильно хлынула из ноздрей, орошая собой узор на полированном полу.
– Что, дорогой? – я, не шевеля головой, поддался вперед и нагнулся, намеренно поигрывая перед заплывшими глазами Коли пистолетом. – Боишься?
– Я… Я, - этот говнюк закашлялся и попытался встать, но поскользнулся на собственной крови и вновь упал рядом с моими ногами. Хотелось этого червя придавить подошвой своей обуви, раздавить его череп и с наслаждением наблюдать, как из него будут вытекать мозги.
– Что ты? М? Мало платил? Решил соскочить? Наверное, ты забыл, что, тот, кто однажды вошел в круги нашего клана может их покинуть лишь, отправившись к своим предкам.
Коля ничего не отвечал, физически не мог, Даня хорошо постарался, чтобы этот кусок дерьма больше ничего не смог сказать.
– Ты ведь знал, что я тебя из-под земли достану. Знал же! – я подошел к письменному столу, вынул из ящика глушитель и закрепил его на пистолете.
Когда Коля увидел глушитель, он как-то по-особенному разволновался, в его глазах, что практически не были видны из-за отека, скользнул страх. Животный, неподдельный. Мне стало смешно, и головная боль резко спала. Я не наслаждался процессом убийства, это действие уже давно перестало меня тревожить. Еще одна издержка работы, еще одно клеймо.