Игры для мужчин среднего возраста
Шрифт:
То, что к нему прислали, он уже понял. И тот исчезнувший парень в ивняке на берегу Иртыша — тоже был присланный. Но кем? И по какому поводу?
Весь бизнес их «Беора» не стоил таких хитрых заходов. Значит, одно из двух: либо ошибка (такое уже тоже бывало, правда, кончалось плохо), либо Ефим по своему недомыслию оказался участником чьей-то чужой серьезной игры.
И первое плохо, и второе отвратительно. А очень похоже именно на второе, он-то не забыл, что сыпалось позапрошлой ночью из его машины.
Но выбирать не приходилось: сопляки тем и опасны,
Через две минуты подошли к черному «Фольксвагену Гольф».
«Нормальная пацанская машина», — отметил про себя Береславский. А поскольку на ней стоял не шестицилиндровый движок, то машина была не для форса, а для жизни и работы. Значит, взяли его скорее всего обычные шестерки какого-то «авторитета».
Все это было пока непонятно, но грозило вот-вот проясниться.
Уже в машине Береславский на всякий случай спросил:
— Ребят, а вы уверены, что вам нужен профессор-рекламист?
— Заткнись, — услышал в ответ заслуженный деятель.
Страшно Ефиму было с первой же секунды, как только увидел лимонку. А вот злость начала прибывать только сейчас. Даже некое злорадное чувство, как ни странно, зашевелилось — ведь сопляки наверняка еще не знают, сколько дел может наделать злой и испуганный человек.
Но пока никаких славных дел не предвиделось. Особенно с учетом того, что на нежные и пухлые ручки Береславского надели «браслеты». Правда, не стальные, а новомодные пластиковые, с затягивающимися ремешками. И руки назад не выворачивали.
Однако на профессорскую психику подействовало, и Ефим примолк до конца поездки.
Глаза ему не завязывали, что скорее было хорошим признаком. Вот если б он был реальным участником событий или знал что-то важное — тут незавязанные глаза его бы сильно напугали. Правда, сняли очки.
По дороге, тщательно щурясь, старался запомнить ориентиры и повороты. Это было несложно: он даже так называемые «глубинки» — глубинные интервью, часто применяемые в маркетинговых исследованиях, — обычно брал без диктофона, рассчитывая только на память и изредка — на карандашные записи. Помогала автоматически включаемая система мемоякорей, которой в свое время его научил приятель-психолог. Ну и без малого трилцать лет журналистской практики, конечно.
Местечко, куда прибыли, было необычным. Настолько необычным, что и без мемоякорей из памяти не выбьешь.
Широкая река в этом месте делала плавный поворот. Если смотреть по течению — налево. Ближе к тому берегу вместе с рекой поворачивал довольно длинный, заросший невысокими деревьями остров-холм. Еще его можно было назвать островом-крепостью. Как Иводзима примерно. Слева и справа по краям — и наверняка с обратной стороны острова тоже — стояли бетонные мини-купола с амбразурами для стрелкового оружия. Правда, из них пока ничего не торчало.
А по периметру острова шли невысокие мачты, на которых вместо колючей проволоки стояли приборы оптического контроля границы.
Да, тут ни тигр не пройдет, ни заяц не проскачет. Разве что змея проползет ниже нижнего луча системы защиты.
Дальний берег — насколько хватало глаз — тоже был плоским, видно, сильно заливавшимся бурными веснами.
А на стороне, к которой подъехал их «Гольф», находились нечто типа блокпоста с четырьмя бойцами и маленькая пристань. Служивые контролировали практически весь берег, благо он был низким и незаросшим. Именно контролировали: Ефим отметил и раструб стереотрубы, и снайперскую винтовку Драгунова, нескрываемо прислоненную к стене сложенного из пенобетонных камней зданьица.
Все было серьезно и продуманно.
По большей части жизнь проистекала, конечно, на острове. Там сверкал огромными зеркальными окнами основной дом, цеплявшийся за каменистый холм-остров одной своей стороной и предусмотрительно построенный на сваях со стороны реки.
На сваях же крепилась сильно выдающаяся на водную гладь…
Ее можно было бы назвать террасой, если бы не размеры.
Конструкция явно могла выполнять роль танцпола, пристани и даже вертолетной площадки: сваи под ней были гораздо мощнее, чем даже под домом. Ефим не удивился бы, если б узнал, что площадка забетонирована.
Впрочем, одна ее часть демонстративно была выложена деревом. Причем не плебейской сосной и даже не максимально подходящей для этих целей лиственницей (которая, набрав влагу, вообще не гниет и становится такой твердой, что топор не возьмет).
Черт побери, Ефим был готов дать руку на отсечение, что эта часть «террасы» — про себя он решил так ее называть — выложена настоящим красным деревом!
Он очень любил морские круизы и уж там вдоволь насмотрелся на этот роскошный материал. Дерево, которое так же, как и лиственница, не боится воды, но в отличие от сибирской конкурентки не чернеет со временем. Ну и конечно, во все века является символом роскоши, богатства и влиятельности его обладателя.
В этой — роскошной — части террасы что-то виднелось еще, но разглядывать без очков было далековато.
«Ничего, сейчас нас туда подвезут», — уже понял Береславский.
Два бойца лениво подошли к машине, перебросились парой фраз. Все друг друга знали в лицо, проверкой документов никто себя не утруждал.
— Вылазь, — тем временем приказал профессору Леха и «помог» мыском ботинка. Не больно, но обидно.
От дома заскользил к пристани странный катерок: вообще без надстройки, только с красивым ажурным кованым «заборчиком» по периметру и с совершенно ровной палубой. Управлял им матросик на корме с пульта, укрепленного на невысокой штанге.
Когда он ошвартовался, Береславский обнаружил, что палуба катерка находилась абсолютно на том же уровне, что и пристань. И была выложена…
Так и есть, красное дерево. Ну да, театр начинается с вешалки, а чудо-остров отечественного олигарха — с катера, являющегося предметом прикладного искусства.
К террасе шли недолго, и уже скоро Береславский смог разглядеть, что еще стояло на ее «парадной» части. Увиденное не удивило: а что, кроме трона монарха, могло бы здесь органично находиться?