Игры для мужчин среднего возраста
Шрифт:
— Мы же обо всем договорились, — сухо заметил собеседник.
Теперь перед Ефимом стояла нелегкая задача — и катером управлять, и с Гнедышевым разговаривать. Да так разговаривать, чтобы потом по записи к нему не было претензий. А что потом, в случае успеха его начинания, все гнедышевские разговоры будут тщательно препарированы — в этом Ефим не сомневался. Тем более последний разговор.
А тут еще охранник все-таки проявил активность, в окно начал стучать.
Ефим приоткрыл окошко и зло гавкнул:
— Вали
Ошарашенный боец так и остался стоять. Уж слишком солидный мужчина, чтобы начать необдуманно действовать. Да и разговаривает по телефону, похоже, с самим хозяином — тот тоже стоит на своей драгоценной пристани с трубкой у уха.
— Это ты мне? — удивился Гнедышев. Он уже развернулся лицом к блокпосту и вновь двинулся к трону. Видно, разглядел Ефимову машину, что вряд ли ему понравилось. Какой ни будь боярин, а воз героина на даче все равно ни к чему.
— Нет, не вам. Охраннику на автостоянке, — быстро сообразил Береславский.
Красный кораблик уже был совсем близко от пристани, но шел чуть не зигзагами — управлять им и общаться одновременно с бандитом становилось невозможно.
— Док, можешь взять руль? — шепотом взмолился он в рацию.
— Могу, — через секундную паузу — видно, пробовал пультом, — даже с каким-то удовольствием согласился Док — в острой ситуации быть «не при делах» трудно.
Ефим выключил пульт, и кораблик сразу пошел ровнее.
— Зачем приехал? — зло спросил Гнедышев.
— Так автопробег у нас. — Ефим старательно работал на будущую «прослушку». — Лекции, семинары.
— Что ты несешь? — Гангстер, похоже, выходил из себя.
— Но мы же с вами собирались заключить договор, — залебезил Береславский. — Реклама — двигатель торговли.
Это он переборщил, конечно. Реклама никогда не была двигателем торговли героином.
— Послушай, рекламист, — отбросил условности Гнедышев. Кораблику оставалось проплыть всего несколько метров до края пристани. — Ты поутру не в себе, что ли? Мы как договаривались?
— Очень даже в себе, — обиделся Береславский. — Сейчас с рыбалки едем. Потом думал к вам в офис заехать по делам рекламы.
— Вот и заезжай в офис. Только, думаю, у меня с тобой бизнеса не получится, — Гнедышев уже взял себя в руки.
— Ну и не надо, — обиделся рекламист. — У меня и без вас клиентов куча. А вы — очень неприятный в общении человек.
Кораблик доплыл до края пристани и подплыл под красные доски.
— Что ты сказал?! — снова переклинило Гнедышева. — Повтори, что ты сказал!
Ефим тщательно отсчитал про себя: «Пятьсот пятнадцать. Пятьсот шестнадцать. Пятьсот семнадцать». А потом ответил:
— Что слышал. Пока.
И нажал кнопку отбоя на телефоне. А потом — красную кнопку на пульте.
И ничего.
Черт! Он же сам выключил пульт!
Судорожно дернув рычажок, Ефим нажал кнопку еще и еще раз, наблюдая за беснующимся на той стороне Гнедышевым.
«Облажался», — только и успел подумать Береславский, как пристань с его недавним собеседником выгнулась горой, напряглась и бесшумно растрескалась сразу по всей поверхности. Потом гора лопнула, оттуда вылился желтый огонь, за ним вверх поднялся водяной столб, а обломки красных досок, взвившиеся высоко в воздух, начали медленно падать вниз.
Гнедышев исчез в этом хаосе мгновенно. Исчез так, как будто его и не было никогда.
Потом донесся звук, очень похожий на раскат ужасного — прямо над головой — грома.
А затем пришла ударная волна, да такая, что «Ниву» даже чуть приподняло, а когда она опустилась, то аж внутренности зазвенели.
Доски уже вовсю сыпались назад, падая на остров, на дом и в воду. На эту сторону ничего не долетело.
Кстати, и дом был почти цел, только полностью без стекол и слегка без крыши.
— Ну вот, можно ехать, — вслух сказал Ефим. Но его остановил совсем очумевший охранник.
Впрочем, парень вовсе не собирался ловить диверсанта. Он обратился к Ефиму с понятным, хотя и идиотским вопросом:
— Что это было?
— А ты что, один тут сегодня? — вопросом на вопрос ответил Береславский.
— Да. Один вчера уволился, а двоих хозяин выгнал. За пьянку. — Служивый докладывал Ефиму прямо как старшему товарищу.
По его лицу было видно, что те двое прикладывались не без третьего.
— А тебя что не выгнали?
— Я хозяину денег должен, — объяснил боец.
— Ты? — не понял Ефим.
— Да. Тысячу баксов. В карты проиграл. Он, когда пьяный, любил с нами в карты играть.
«О нравы», — снова плохо подумал о покойном Береславский, а вслух сказал:
— Знаешь, я думаю, ты его и взорвал. За долг.
— Да вы что? — чуть не заорал боец. — Да вы что говорите?
— Шучу, — успокоил его гость. — Но тебе надо стоять твердо. О чем бы тебя ни спрашивали, как бы на тебя ни жали — никого не видел, ничего не слышал. Меня тоже. А не то — точно окажешься виноватым, ты ж меня сюда пустил.
— Понял, — сказал парень.
— Короче, тебе ничего не будет, пока ты в полной несознанке, — повторил установку Береславский. — И кстати, ты ему больше ничего не должен.
Вот это парня заметно утешило. Еще раз пообещав «молчать твердо», он пошел в блокпост звонить начальству.
А Ефим развернулся и поехал собирать своих товарищей.
Они подъезжали к дому, а Береславский все просчитывал, какие следы могли остаться после сегодняшнего инцидента.
У реки их никто не видел. Да и если видел? Рыбачить не запрещено, вон сколько удочек.