Игры для патриотов
Шрифт:
Логика у парня была убийственная, и Геннадий не находил аргументов возразить ему. Да и надоело спорить о бесспорном. Беспокоило другое: куда его везут и зачем? Что это друзья, желающие спасти его от сурового приговора, он не верил. Возможна какая-то провокация. Но какую цель она преследует? И он почувствовал облегчение, когда сосед справа перестал донимать его своими нравоучениями. Видно, тоже устал… Кто они? Ухлопать двух фээсбэшников ради какого-то офицеришки… За этим кроется что-то более серьёзное…
Машина неслась по загородному шоссе — это Геннадий понял по тому, что она перестала делать зигзаги и увеличила скорость. Так ехали более часа. Наконец автомобиль сбавил ход, свернул вправо и поехал по неровной, проселочной дороге, прыгая на ухабах. Хорошо, что снегу было еще мало, а то наверняка застряли бы где-нибудь. Возможно, и к лучшему: Геннадий уже подумывал о побеге от своих «спасителей».
Ещё минут двадцать колеса скрипели по нетронутому снегу, временами то притормаживая, то скользя на колдобинах. Наконец машина остановилась. Похититель, сидевший слева, открыл дверцу и, выйдя, потопал вперед. Звякнуло железо, и заскрипели петли — открывались ворота. Машина въехала во двор.
— Вот теперь можно повязку снять, — сказал второй «благодетель».
Геннадий сдернул плотную эластичную полоску ткани, достаточно надоевшую ему, и в свете фар увидел деревья, между ними следы от машины и расчищенную от снега тропинку. А над головой висело черное звездное небо, холодное, мрачное и безмолвное, будто предвещавшее что-то недоброе.
Вышедший из машины похититель закрыл ворота, и водитель, не дожидаясь его, поехал дальше. Метров через двести фары высветили кирпичный дом с мансардой и верандой, увитой по бокам лозой дикого винограда.
— Вот и приехали, — весело сказал похититель. — Выбирайся. — И первым вышел из машины.
Пока он открывал дверь, а водитель загонял машину в гараж, расположенный недалеко от дома, подошёл и второй похититель. Вспыхнувший на веранде свет осветил совсем молодое симпатичное лицо — парню было лет семнадцать. Но сложен он был великолепно — высокий, статный, с накачанной, как у боксера, шеей. На веранде Геннадий рассмотрел и другого. Тот был постарше, лет двадцати пяти, пониже ростом и поплотнее. И тоже с боксерской шеей.
«Спортсмены или охранники какого-то коммерческого предприятия, — решил Геннадий. — И те, и другие только и занимаются накачиванием мускулов да отработкой всевозможных боевых приемов. С такими мне не справиться и сбежать будет непросто…»
Тот, что постарше, ввел их в дом, в просторную комнату, обставленную дорогой мебелью: посередине круглый стол, накрытый плюшевой скатертью; мягкий диван и мягкие кресла; цветной японский телевизор; сервант из красного дерева с узорчатой инкрустацией, сквозь стекло которого виднелись хрустальные фужеры и рюмки, пузатые бутылки с красочными наклейками; большой импортный холодильник.
«На дачу далеко не бедного хозяина попал я, — с грустной усмешкой подумал Геннадий. — И „патриоты“, похоже, из тех, кто вряд ли ходит на демонстрации и митинги с простым народом…»
— Раздевайся, располагайся и чувствуй себя как дома, — обратился к Геннадию старший. — Кстати, пора и познакомиться, — протянул руку. — Андрей. А это мой приятель и единомышленник Константин.
Парень подошел и тоже сунул ему свою холодную лапищу. У обоих не руки, а тиски — крепкие, с жёсткой кожей.
Геннадий назвал себя.
— Мы знаем, — по-ребячьи усмехнулся Константин. — И не раз виделись с тобой. В спортивном зале Дома культуры, куда ты приходил заниматься восточными единоборствами. Было такое?
— Было. Только я вас там не видел, — возразил Геннадий.
— Точнее, не замечал, — поправил его Константин. — Да и в той кагале… Теперь вот познакомимся поближе.
Он сбросил вязаную шапочку и куртку, повесил их в прихожей на вешалку и полез в сервант за бутылками.
— Андрюша, включи печку и сообрази закуску.
Геннадий снял плащ и фуражку, отнес в прихожую.
В доме было прохладно, но чувствовалось, что печка топилась не так давно. Парень зажег газ, и тепло стало распространяться по комнате.
Андрей, сняв со стола плюшевую скатерть, застелил его клеенкой и достал из холодильника колбасу, сыр, уже нарезанную пластинками рыбу горячего и холодного копчения, красную и черную икру. Константин поставил на стол рюмки, фужеры, бутылку коньяка и бутылку «Смирновской».
— Патриоты неплохо живут, — подколол Геннадий.
— А чем мы хуже «новых русских», — усмехнулся Константин. — Бог велит все делить. Вот мы иногда и пользуемся их припасами.
— И с законом ладите?
— Не всегда. Стараемся его обходить. Как вот и с тобой случилось. — Константин откупорил бутылку коньяка, вопросительно глянул на Геннадия. — Или ты предпочитаешь водку?
Настроения пить у Геннадия не было. Но чтобы прояснить ситуацию, узнать побольше о цели своего похищения, об этих «патриотах», отказываться не стоило: спиртное развязывает языки. Его «благодетели» тоже, возможно, для этой же цели затевают пьянку, но ему-то важнее услышать их откровения.
— Всё равно. Что будете пить вы, то и я выпью.
— Тогда остановимся на коньяке. Может, он вовсе и не французский — дурят торгаши нашего брата, — но уж больно бутылка оригинальная и этикетка красивая. — Он наполнил рюмки. — За твоё освобождение, — чокнулся с Геннадием и Андреем, выпил одним глотком.
Коньяк был мягкий и ароматный, теплом разлился внутри, и Геннадий почувствовал, как стало спадать напряжение. А после второй рюмки ему и вовсе стало все безразлично — будь что будет, и ребята показались ему не такими опасными, враждебно настроенными, какими представлял он их поначалу.