Игры Кришны. Кришитоши
Шрифт:
В окрестностях Акрополя Франческо встречал группы пилигримов, которые собирались по ночам у костра, предаваясь мудрствованиям. Один из дервишей говорил о Моисее, называя его родным племянником фараона, которого считали сыном солнца. Слушавшие на это только одобрительно кивали. Того же Моисея дервиш называл Хазарсифом и жрецом Осириса. Рассказ о молодом жреце увлек Франческо, и он погрузился в древность, где глазами Хазарсифа смотрел на великие пирамиды, под его говор проходил посвящение, принимая жречество, и переживал, давая клятву своей царственной матери посвятить жизнь вечным истинам, которые рассказчик открывал перед внутренним взорам молодого тамплиера,
Сидя у костра, Франческо, как правило, хранил молчание. Его скромность и почтение к мудрости сразу же обратили на себя внимание пилигримов, открывших воображению юноши мир Богов, через который протекала река, берущая свое начало из глубин вселенной. Однажды, слушая мудрецов, Франческо изъявил желание омыться в священных водах реки Иордан. Сидевшие у костра пилигримы поддержали его намерение. Спустя месяц пребывания в Акрополе молодой тамплиер в сопровождении своих духовных братьев, обретенных в землях египетских, отправился в Палестину.
;
Говинда
Начало пути
Любовь
Все считали Бэллу светлым ребенком. Ее семья держала небольшую ферму, позволявшую им жить не впроголодь. В семье было восемь детей, Бэлла – младшая. Вся родительская любовь, забота и нежность доставались ей. Леонардо, отец Бэллы, жертвовал часть своего урожая женскому монастырю. Его набожность и доброта снискали расположение к нему со стороны настоятельницы монастыря Фелиции, имевшей суровый нрав.
Собрав очередной урожай и определив долю для пожертвования, как обычно, Леонардо собрался в путь. Бэлла принялась уговаривать отца взять ее с собой. Леонардо, угождавший своей любимице во всем, не смог ей отказать.
Приветливо встретив фермера, Фелиция обратила свое внимание на нескончаемый источник любви и радости, которым была дочь Леонардо. Проникнувшись к малышке самым нежным чувством, она предложила отдать Бэллу в школу при монастыре, пообещав, что все расходы на пребывание Бэллы в обители она возьмет на себя. Бедному фермеру, содержащему многодетную семью, предложение показалось более чем достойным. Недолго думая, он согласился, пообещав привести дочь через месяц, согласовав благородное предложение с супругой.
Вернувшись домой, Бэлла с радостью рассказала своим братьям и сестрам о том, как она будет учиться и станет невестой господней. Радость наполняла ее маленькое сердце, омрачая сердца ее родных сестер и братьев. Бэлла, не замечая гримас, которые они строили за ее спиной, продолжала относиться к ним с глубокой любовью и искренностью. Мать девочки тяжело переживала предстоящую разлуку и весь месяц выражала дочери свою любовь сильнее обычного, тем самым подливая масла в огонь ненависти, вспыхнувшей в сердцах других своих детей к ангелу ее радости.
Спустя месяц, как старик и обещал настоятельнице, Бэлла отправилась в монастырь и озарила своим светом его суровые стены. Первый год пребывания в обители она была неразлучна с Фелицией, поселившей ее в своей келье. Отношение Фелиции к новой подопечной омрачало сердца других обитательниц монастыря, всегда пытавшихся снискать хотя бы малую толику того внимания, которое настоятельница щедро уделяла Бэлле. Девочка с особой трогательностью относилась к окружающим, омывая светом своей любви омраченные сердца. Она считала монастырь своим домом, всех его обитателей — своими гостями, и с особым трепетным чувством нежности и любви она засыпала в объятиях своего Вечного Жениха и в Его объятиях просыпалась, воображая, как прижимается к Его руке, нежно поглаживая ее. С Ним проводила Бэлла весь день, разделяя свою скромную трапезу. Ее искренность вызывала раздражение у сестер по пансиону, дразнивших ее «Божьей невестой». Эти слова своей лучезарностью скрывали язвительный тон, которым они были произнесены, и лишь умножали любовь Бэллы к своему Суженому. В сердце своем Бэлла ждала встречи с Ним. Во время молитвы ее глаза наполнялись слезами, светились благостью, вызывая у настоятельницы, наблюдавшей за ней, глубокое чувство любви.
Годы шли. Бэлла достигла совершеннолетия, превратившись в прекрасную сеньориту. Казалось, что старинный монастырь был основан для нее одной. Бэлла была его душой. Теплые летние ночи она проводила в монастырском саду, до самого рассвета предаваясь рассуждениям о вечном в обществе своего мудрейшего Суженого. Днем, как будто она отдыхала всю ночь, Бэлла неустанно помогала Фелиции, для которой оставались загадкой неистощимая сила и любовь ее подопечной.
Говинда
Начало пути
Намерение
Франческо стоял у реки, оголившись по пояс. Его крепко сложенное тело, немного истощенное в пути, привлекло внимание одного из пилигримов.
— Ты воин? — спросил он у молодого тамплиера.
Франческо уклончиво покачал головой и вошел в прохладные воды реки Иордан. Пилигримы последовали его примеру. Набирая воду в ладони, они омывали свои выжженные солнцем лица. Завершив обряд, Франческо развел огонь, вокруг которого пилигримы развесили вымокшие после купания одежды. Неподалеку от Франческо и пилигримов расположились паломники из Сирии. Старший из них пригласил пилигримов разделить с ними трапезу. Поев, сирийцы и пилигримы воздали совместно хвалу Господу за хлеб насущный и принялись обсуждать таинства, сокрытые в водах священного Иордана, а Франчеко думал о стране Богов, о реке, берущей свое начало из глубин вселенной. Каждому сидевшему у костра было что сказать. Франческо внимательно слушал мудрецов, но один из них вдруг обратился к юноше с вопросом, разделяет ли он их мнение. Молодой тамплиер, выражая свое почтение старцу, произнес:
— Разве могу я что-либо добавить к той мудрости, которая открылась вам после многолетних поисков истины? Мне лишь предстоит тернистый путь к знаниям, и я непременно вспомню ваши рассказы, когда буду принимать собственные решения, но это произойдет не сегодня.
Старшего из сирийцев слова Франческо очаровали. Улыбнувшись, он процитировал древнее изречение:
— Не старайся занять место получше: если оно по праву принадлежит тебе, ты непременно будешь на нем восседать.
— Лучше плохо выполнять свои обязанности, чем хорошо выполнять чужие, — сказал пилигрим, сидевший рядом с Франческо и, словно представляя своему молодому другу, старого сирийца, добавил: — Это суфий, богослов Умар.
Франческо учтиво поклонился старцу.
За разговорами о вечном время пролетело незаметно. Начало светать, и у костра остались только юноша и суфий-богослов.
— Кто твои родители? — спросил Умар у Франческо.
Исполненное благородством сердце не позволило юноше солгать, да и скрывать ему было нечего: Умар не представлял для него опасности. Добрый нрав богослова покорил Франческо, и тот рассказал, зачем прибыл в эти благословенные земли. Умар внимательно выслушал рассказ юноши, поглаживая свою посеребренную временем бороду, и, легко кивая, выражал свое понимание. Когда Франческо закончил рассказ о себе, Умар сказал ему: