Игры Сатурна. Наперекор властителям
Шрифт:
— Нам необходимо отдохнуть, и я хочу закончить полную проверку всех систем… Скажем, через двадцать четыре часа. Простите, что не могу быстрее. Да, нельзя ли позвать в твою каюту Вальдемара Асклунда?
— Почему же, конечно, если хочешь.
— Сообщите на капитанский мостик, — сказал я по интеркому. Не нужно было уточнять кому.
Она пришла как раз в тот момент, когда появилось истощенное лицо Асклунда. Минуту или две они ошеломленно молчали. Я не мог покинуть своего поста, пока меня не сменит мой первый офицер, Роберт, но я сердито смотрел на оптические экраны. В одном из них прекратилось сияние,
Наконец я услышал, как Асклунд выдохнул:
— Дафна, почему?
— Чтобы быть с тобой, — она заплакала.
— Но мы даже не сможем прикоснуться друг к другу? Я… мы же собираемся улететь, как только… О, моя дорогая, я трудился над посланием тебе неделями, а теперь… у меня нет слов…
Я услышал, что и он тоже зарыдал.
Наконец она сказала:
— Ты понимаешь, я буду занята. Я отвечаю за основные элементы оборудования для получения цикла питания на вашем корабле. Но ты сможешь помогать мне, и… Капитан Синклер пообещал, что у нас будет возможность… каюта, где мы сможем быть вместе, или частная линия связи… чтобы только поговорить.
Мы не стали пользоваться трубой для перехода. Множество молекул воздуха, диффундирующих с «Уриэля» в «Габриэль» нанесут нам такой же непоправимый вред. Вместо этого мы поддерживали корабли как можно дальше друг от друга, насколько позволяла синхронность, и летали через космическое пространство в скафандрах, которые мы не снимали в период нашего сближения. Это дьявольски нам мешало. Не говоря уже о том, что мы становились неуклюжими. Пальцы в перчатках, совершенно нечувствительны, поэтому приходилось работать специальными манипуляторами. Разговаривали через переговорные устройства — и это тоже такой же нюанс. Но с этим ничего невозможно было поделать, и, конечно, мы четко проинструктировали наших товарищей с другого корабля о необходимых требованиях, и они скоро стали квалифицированными помощниками. Возвращаясь на свой корабль, чтобы поесть и выспаться, мы на некоторое время задерживались в шлюзе и много часов вращались и вихлялись, пока инфракрасный луч не сжигал всех атомов, которые могли прилипнуть к нашим скафандрам, почти сжигая нас заживо.
Вот такими были очевидные физические неудобства.
Но они не заставляли нас страстно желать все закончить и улететь. Нет, именно так говорили все действия команды «Уриэля». Они со спартанским терпением не сводили с нас глаз и бережно брали в руки письма, рисунки, пленки, сувениры, которые мы им привезли.
Я припоминаю один из многих разговоров, которые мы вели с Кингом. Мы были свободны от дежурства, сидели в своих каютах и пользовались чрезвычайным каналом. Это обычное явление на корабле, когда капитаны должны принять твердое решение. Мы разрешили Дафне и ее мужу встречаться в этих каютах в определенный час суток.
Кинг налил виски из бутылки — моего неловкого подарка, поднял тумблер и произнес тост.
— За нас, любимых, — ответил я ему в тон.
Он, конечно же, не показывай виду — ведь после того, как мы привезли достаточные запасы питания на корабль, он начал набирать вес и теперь выглядел лучше, чем когда бы то ни было, — но он позволил себе выпить немного лишнего.
— Или, как сказал бы мой навигатор: скоаль! — добавил он.
Я промочил слегка горло.
Мое не слишком хорошее настроение слегка улучшилось. Что тут вокруг меня?
Комната три метра на два, выкрашенный в серую краску металл, койка, рундук, стул, стол, справочная литература, Библия, стопка любимых книг и считывающее устройство для них, маленькая музыкальная библиотека и плейер, губная гармошка, из которой я время от времени извлекаю звуки, трубки и табак, фотографии Мэг, которая умерла и сыновей, которые выросли — это и звездное небо снаружи.
Но я мог ходить по тем планетам, включая и планету под названием Земля.
— У тебя произношение хромает, Мэтью, — я попытался засмеяться.
— Откуда ты знаешь? — негодующе спросил он. Его слова заглушал вентилятор.
— Ну, это Дафна Асклунд меня научила. Я тоже неправильно говорил, а теперь научился произносить близко к истине, — Я сделал еще один глоток, гораздо быстрее, чем намеревался.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Как ей удалось тебя заставить взять ее с собой?
— Что? Почему я взял? Я же объяснил тебе. Да и она сама тебе рассказывала. Она нашла способ увидеться на короткое время со своим мужем, пока… до тех пор, пока вы не вернетесь в Солнечную систему… и следовательно, она на деле может разделить с ним эту беду. У меня не хватило мужества отказать ей.
Его изображение покачало головой из стороны в сторону на экране с помехами.
— Не увиливай от моего вопроса, Алекс. И не твоя это была инициатива, совершенно ясно, а ее. И никто даже с… трезвой головой не смог бы пробиться туда, куда она смогла. Я знаю, как все делается, точно так же как и ты. Я могу приблизительно подсчитать, сколько барьеров ей пришлось преодолеть, сколько влиятельных людей ей пришлось повидать и очаровать. Такие люди не совершают подобных поступков из чувства сентиментальности, поступков, которые могут только принести мужчине боль. Тогда почему же?
— Кто знает, что движет человеческой душой? — набросился я на него в свою очередь. — Ты свою душу понимаешь? Я — нет. А как Асклунд это воспринимает?
— Как он тебе? Я хотел бы узнать твое мнение со стороны, Алекс, чтобы проверить собственное впечатление. Ведь нам придется провести остаток жизни вместе, мне лучше иметь о нем справедливое суждение.
Мне не нужно было времени для размышлений, поскольку я неоднократно этим занимался в те несчетные бессонные часы ночных вахт.
— Сперва он чуть было не сошел с орбиты, я бы сказал. Но оказалось, что он быстро оправился от шока. Я видел его немного, ты ведь знаешь, и в большинстве случаев на людях, в работе. Он спокойный, квалифицированный, скорее скрытный, я думаю. Они оба скрытные.
— Он носит маску. — Вокруг рта Кинга залегли глубокие морщины, — Я наблюдал за ним: он держит себя под неусыпным контролем.
— Разве это не ужасно?
— Нет. Полагаю, что нет. Мои остальные члены команды… она также доставляет им беспокойство, не такое сильное, но все-таки беспокойство.