Игры Сатурна. Наперекор властителям
Шрифт:
Реро-и-я погасили их.
— Предположим, что мы возьмемся за руки и вы поведете нас, — предложила она. Когда мы сделали это, она удивилась: — Вы действительно обеспокоены тем, что нас могут увидеть? Разве вы не можете не допустить любопытствующих до своей… Она подыскивала слово. Похоже, что у них тут на Земле не было права родства — своей собственности?
— Да, но сплетни могут достичь не тех ушей, — объяснил он. — А это вызовет неприятности.
— Какого рода? Вы, конечно же, не делаете ничего… противозаконного… принимая нас?
— Технически нет. — К настоящему времени я считал, что изучил нюансы человеческого голоса достаточно хорошо, чтобы услышать в его словах горечь, — Но у Цитадели есть разные способы, чтобы доставить неприятности. Например,
Шаги гулко отзывались по тротуару сквозь шелест листьев на ветру. Я с трудом тащился по горному склону под ношей приборов, в стесненном одиночестве собственных запахов. Ночь на Земле давила на меня.
— Конечно, — продолжал Макларен некоторое время спустя, — Возможно, я горюю раньше времени. Не секрет, что я приобрел большую известность, благодаря близким отношениям с Арвелем. Сегодня это помогает мне преодолевать многие препятствия на моем пути — хотя не могу сказать, что он от этого стал более гладким. Мои неофициальные переговоры с вами не обязательно должны волновать Протектора и его сторонников. Это может даже подстегнуть членов правительства, которые согласятся со мной. Трудно сказать. Следовательно, мы должны быть также осторожны, как здравомыслящие. — Кроме того, — добавил он, — есть отдельные личности, да и целые организации, которые ненавидят саму идею образования союза с вами. Они могут сделать нечто опрометчивое, если узнают, что вы без охраны.
— Индиго намекал на то же самое. Реро-и-я не могли этого понять.
— Почему? — задал я вопрос в темноту. — Да, я понимаю, что многие боятся нас, потому что нас несчетное количество. И на Арвеле есть такие же личности. На самом же деле, по правде говоря, сэр, наша пара приехала сюда в надежде узнать о вас побольше.
— Надежда эта принесла нам разочарование, — вставила Реро, — Мы все больше убеждаемся, что нас намеренно держат постоянно в спешке и занятыми какими-то делами, с целью, чтобы мы вернулись домой, ничего так и не поняв… или же наоборот, полными подозрений.
— Теранги Макларен, — сказал я, — вы говорите, как будто тут кроется нечто большее, чем преувеличенная осторожность. Создается впечатление, что некоторые люди хотят изолировать человечество от нас принципиально.
— Именно это впечатление я и хотел произвести, — ответил он.
Я почувствовал через перчатку, как сильно его рука сжала мою. Я ответил ему пожатием и Реро разделила его со мной.
— Я не уверен, как я могу прояснить ситуацию, — осторожно сказал Макларен. — Ваши учреждения так не походят на наши… ваши верования, ваши взгляды на Вселенную и образ жизни — все… Ну, это только часть проблемы. Например, отчет Хироямы. Вы знаете об этом? Хирояма пыталась выяснить нечто о вашей основной религии. Ее книга стала сенсацией. Если могущественная, ориентированная на науку культура придерживается воззрений, что Бог — это Любовь… когда секс — явно основная часть любви… ну, это бросает вызов основным старинным представлениям земной религии. Распространяться стала ересь, что спровоцировало ответную реакцию. О да, Хирояма действительно упомянула, что на самом деле у вас моногамия и вы культивируете верность, или, по крайней мере, она так думала. Но она не была уверена, потому что ее собеседники никогда не описывали это как моральные требования. Следовательно, новые культы людей, большинство из них, впали в оргии и в беспорядочные связи.
Хотя мы и принимали в других местах любопытное отношение к сексу, Реро все же неуверенно выразила свое удивление:
— Мы соединяемся для жизни — а что же еще мы можем делать?
— Сейчас это неважно, — сказал уныло Макларен, — Это просто пример, почему некоторые группы на Земле хотели бы навсегда
— Видите ли, у Цитадели есть уже почти невыполнимая задача — держать под контролем всю человеческую расу, включая поселенцев на планетах-колониях и общества, которые там развились. Неуважение, ниспровержение, повторяющиеся попытки восстаний — вы хотите сказать, что арвеланцы никогда не имели подобных несчастий?
— Да отчего же? — спросил я в смущении.
Указывало ли внезапное покраснение его ауры на то, что он кивнул головой?
— Я не слишком удивлен, Воах-и-Реро. (Он оказывается знает, что мы — одно целое. Во мне стала расцветать надежда.) — Поскольку у вас нет ничего, что мы могли бы назвать правительством, у вас нет присущих ему неприятностей и трат. Определенно, мы — совершенно разные племена. То, что отлично срабатывает у вас, для нас не может быть приемлемо. Точно так же, уже несколько мыслителей высказывают вслух и в печати свое удивление по поводу того, что нам действительно необходимо государство, которое так давит на нас, как Цитадель. Дальше — больше, развивая с вами отношения, следующие поколения с успехом могут решить, что они совсем не нуждаются в Цитадели. Кроме этого, тем, что мы удвоим пространство, достижимое для нас, увеличим число планет, которые сможем покорить, одно это вскоре сделает нас в целом неуправляемыми. Мы рассыплемся в миллионах разных направлений, и только Бог может знать об окончательных последствиях. Однако ясно одно. Это положит конец Протекторату.
— О, наш настоящий владыка несомненно доживет до конца своей жизни, властвуя. Его сын — за ним следом, возможно, а может, и нет. А вот его внук — совершенно невозможно. А он не глуп. Он прекрасно это понимает.
— В то же время Династия все еще руководит влиятельными своими приверженцами. Многие люди опасаются перемен для себя — и вовсе не без причин. У них большой кусок в пироге существующего порядка, и им хотелось бы передать не только крошки от него своим детям.
— Другие — ну, для них это больше эмоции — они у них до мозга костей, следовательно, более сильные и опасные. Я не знаю, способны ли вы представить, Реро-и-Воах, какое влияние оказывает Династия на людей, чьи отцы и деды служили им последние три сотни лет. А каковы ваши тайные помыслы?
Мы даже не попытались ответить на этот вопрос. Меня слегка шокировала мысль: а что, и я тоже живу в условностях, так глубоко засевших во мне, что даже не знаю, что они могут взять верх над моим разумом. Я услышал, как Реро сказала:
— Вы сами откроете широкую дорогу дружбы между нашими расами, не так ли, Макларен? И конечно, с вами многие.
— Верно, — сказал он нам. — В правительстве, и не только в правительстве, есть многие, которые настроены на то, что будет впереди. Мы чувствуем, что задыхаемся, и хотим вольного воздуха, и слышим, как веет свежий ветер… Да, это очень хрупкое равновесие сил, или многогранная политическая борьба, или называйте, как вам угодно. Я действительно верю, что арвеланцы и земляне опоздали достичь настоящего глубокого психологического сопереживания. Это должно смести все подозрения, должно дать движению за свободу всесокрушающую силу, — Его голос, доселе тихий, стал громче, — Как я рад, что вы приехали сюда!
Дорожка превратилась в вытоптанную в земле тропинку, деревья отступили от поляны, и мы снова вошли в полосу света. Для Макларена с его превосходным ночным зрением вид должен быть волшебным, потому что я и сам нашел его красивым. Справа от нас горы возвышались все выше в замороженных тенях, где то тут, то там блестели желтые окна дома. Далеко на морском берегу деревенька мигала бесчисленными красками. Дальше простирался океан, как живой обсидан, с мостиком из лунного света. На небе в вышине сияла Галактика. Повсюду были разбросаны отдельные звезды, и каждая из них — солнце.