Игры сердца
Шрифт:
Майк вышел из его комнаты, закрыл дверь, а затем повторил шаги, которые он предпринимал снова и снова во время обхода дома.
В доме было тихо.
Тишина.
Ничего.
Все было хорошо.
Ронда разбиралась со своим дерьмом, помогала. На той неделе она даже работала с Деллой над упаковкой керамики Дасти.
Дебби отозвала свой иск.
МакГрат находился в тюрьме.
Одри, казалось, взялась за ум, пытаясь наладить отношения с Рис.
На ферме работали четыре человека, завершая посев кукурузы.
Ничего плохого.
Все хорошо.
Майк стоял
Снаружи тоже ничего.
Все было тихо.
Тихо.
Хорошо.
— Так почему, черт возьми, я не могу избавиться от этого гребаного чувства тяжести? — шепотом произнес он.
Неудивительно, что не получил ответа.
Итак, с грузом, отзывающимся тяжестью в груди, даже после того, как Ронда начала жить и пришла в себя, Одри стала меняться, Дебби больше не угрожала, МакГрат был выведен из строя, Майк вернулся наверх в свою комнату.
Он закрыл дверь и осторожно скользнул обратно к Дасти, прижимаясь передом к изгибу ее спины и обвивая рукой ее талию.
Она не проснулась.
Все хорошо.
Только это было не так.
И он знал.
Просто не мог понять почему.
22
Игры сердца
Конец мая… Суббота…
Я шла от сарая к дому, чтобы попить воды, когда задняя дверь с грохотом распахнулась, и наносекундой позже оттуда вылетела Рис с красным, мокрым и опустошенным лицом. С развевающимися волосами она сбежала по ступенькам и сразу же направилась на поле к дому, хотя Фин последовал за ней и крикнул:
— Риси!
При виде этого драматического зрелища я остановилась, и, как ни странно, Фин сделал то же самое. Его глаза были прикованы к удаляющейся спине дочери Майка, а тело замерло на месте, как статуя.
Я тронулась с места и быстро подошла к нему.
Колебалась секунду, потом задала глупый вопрос:
— Все в порядке?
Очевидно, что глупый вопрос, поскольку все выглядело совсем наоборот. И учитывая, что дело касалось подростков, независимо от того, что они были взрослыми подростками, совать свой нос в чужие дела, с их стороны, не приветствовалось бы.
Но лицо Рис и тело Фина не предвещали ничего хорошего.
Более того, с ними что-то происходило в течение уже нескольких недель. Рис вела себя также, как всегда, но Фин стал другим. Он становился все тише и тише, пока не погрузился в размышления, в еще худшие размышления, чем после смерти отца. Рис отреагировала на его замкнутость, тоже став все тише и тише, более настороженной, нерешительной и неуверенной в себе, такой, какой была, когда я впервые с ней познакомилась. А когда Джерра и Хантер приезжали с детьми к нам в гости, Рис тогда полностью расцвела.
И что бы ни происходило между Фином и Рис, это единственное, что вызывало беспокойство в последний месяц. Остальное все было улажено. Жизнь была хороша.
Нет, жизнь была великолепна.
Теперь это.
Дерьмо.
Взгляд Фина скользнул по мне, и он прорычал:
— Нет, все, бл*дь, совсем не в порядке.
Затем
Я последовала за ним гораздо медленнее, добралась до кухни и увидела Ронду в углу, ее широко раскрытые глаза смотрели на дверь, ведущую в холл, рука была прижата к горлу.
Ронда собрала все воедино по-рондовски. Она все еще была Рондой, но, по крайней мере, больше не хандрила и не смотрела отсутствующим взглядом. Она стала прежней Рондой, пусть и меланхоличной.
— Ты слышала, что произошло? — спросила я, и ее глаза обратились ко мне.
— Он порвал с ней.
Мои губы приоткрылись, я почувствовала, как сжалось у меня грудь.
Затем слабо выдавила:
— Что?!
— Он… он… они были в гостиной. Они закрыли двери, но я слышала, как кричала Рис. Я не слышала слов Фина, но она продолжала кричать: «Я не могу поверить, что ты бросаешь меня! Я не могу поверить, Фин! Я не могу поверить, что ты бросаешь меня!» снова и снова она так кричала. Я думаю, он пытался заставить ее успокоиться, потому что она крикнула: «Не подходи ко мне!» и убежала.
Мой взгляд переместился на дверной проем, когда я прошептала:
— Как такое могло быть? Они… они…
— Так и должно было случиться, — закончила за меня Ронда шепотом, и мои глаза вернулись к ней, теперь вдвойне шокированные тем, что она взяла себя в руки настолько, чтобы ухватиться за этот очевидный, основополагающий факт, который каждый из нас знал, но в слух никто не говорил.
— Ты знаешь, что гложет его в последнее время? — Спросила я.
Что-то изменилось в выражении ее лица, она тихо ответила:
— Фин мало разговаривает со мной, Дасти. Никогда по-настоящему не любил, а теперь…
Она оборвала себя на полуслове, я бы посочувствовала ей, но у меня не было времени разбираться.
Поэтому двинулась в сторону холла.
— Не надо! — Запричитала Ронда, и я посмотрела на нее.
— Что?
— Не ходи к нему. Оставь его в покое, — сказала она.
— Почему? — Спросила я.
— Он… ну, он очень похож на своего отца. Когда Дэррин злился или у него что-то было в голове, ему нужна была тишина и время. Тебе нужно дать моему мальчику покой и время.
Я изучала пару секунд свою невестку, впервые за долгое-долгое время посмотрев на нее иными глазами.
Может она и плыла по течению, каждую секунду защищаемая Дэррином, всю жизнь.
Может эта хрень проникла внутрь.
И последнее время она доказывала это, посоветовав:
— Иди к Рис. Она была в плохом состоянии. Фин не захочет тебя видеть, но ты нужна Рис.
Эта хрень проникла в Ронду. Определенно.
Приятно было это знать.
Я кивнула и быстро направилась назад, вышла за дверь, сбежала по ступенькам и продолжала бежать трусцой по полю, через задние ворота, по двору и в дверь. Лейла не встречала меня у порога, и я поняла почему, пройдя через дом, оказалась на верхней площадке лестницы. Там я и увидела Лейлу, взволнованно гавкающую перед закрытой дверью Рис, из которой раздавались рыдания, Ноу стоял в коридоре с гитарой в руке, с бледным лицом, с широко раскрытыми глазами, с застывшим беспокойством на лице.