Игуана
Шрифт:
– Вы – Лариса?
– Да, я не корю вас, что мое имя вы спросили только сейчас. Да и то – не столько спросили вы, сколько его произнесла я…
– А так ли уж важны наши с вами имена. Что же касается любви к одной и той же женщине. То… Я, право, не обижайтесь за весь род женский, ещё не встречал женщины, достойной такой любви.
– Хотите – поспорим на все ваше состояние, что я стану для вас последней женщиной в Вашей жизни, – таинственно улыбнулась одними глазами очаровательная собеседница.
– Я мог бы… Но не стану… Все банкиры люди суеверные, в том числе и бывшие. Не пора ли нам подняться наверх? Теплый душ и ещё одна бутылка сухого «шампанского», только уже в постель – как раз то, что может изящно увенчать нашу столь причудливо протекавшую беседу.
– Я не прочь доказать вам, что только что сказанные мной слова не были брошены на ветер.
Они поднялись наверх, душ занял у обоих секунды, минуты… Оба стремились, казалось, оказаться в постели. И не для того, чтобы отхлебнуть глоток холодного вина…
Их любовная схватка продолжалась минут тридцать-сорок. После этого Федор был совершенно без сил, а вот его молодая любовница, казалось, могла бы этим заниматься ещё и еще.
– Прости, – больше не в силах, – прошептал Федор.
– Давай я натру тебя китайскими благовониями. И ты сразу обретешь силы?
– Все мое тело в твоем распоряжении. Владей им, – сладко потянулся Федор и закрыл глаза.
Он не видел, как молодая дама натянула на кисти рук тонкие хирургические перчатки, пропитанные особым составом, и, взяв на руку немного вечернего крема, стала втирать его в тело Федора.
Однако этот массаж не только не возбудил Федора, но погрузил его в нирвану легкого сна. Перед глазами кружились кувшинки на глади пруда. Вокруг пруда гуляли красивые девушки, в воздухе носились стрекозы, пахло медом и нектаром.
Девушка тем временем закончила массаж, сняла с себя осторожно перчатки, сложила их в большой хрустальной пепельнице и подожгла золотой зажигалкой «Ронсон». Перчатки вспыхнули коротким пламенем, и через секунду в пепельнице оставалась лишь горсть тонкого пепла.
Девочка поднесла пепельницу к носу Федора так, чтобы в его ноздри втянулось немного сизого дымка, источаемого пеплом. После чего спустила пепел в унитаз, тщательно вымыла руки и протерла их жидкостью из зеленого флакона, вынутого из сумочки. Затем, раскрыв сумочку, достала из неё мягкую, пластичную массу и аккуратно сняла отпечатки со всех пальцев банкира, старательно стерла с пальцев следы вещества. Приподняв веки Феди-банкира, она сканировала роговицу его глаз вмонтированным в гильзу губной помады приборчиком. Проверила, хорошо ли записался его голос на магнитофон, размещенный в пудренице. Потом она спокойно оделась и спустилась на первый этаж в ресторан, не забыв повесить на ручку двери номера, в котором оставался спать Федя, табличку: «Просьба не беспокоить».
Девушка посидела ещё немного в холле ресторана, выпила заботливо поданную ей чашечку кофе, выкурила сигарету и, накинув на плечи легкий, почти невесомый плащик, вышла из здания клуба.
Машина её уже ждала. Охранник открыл дверцу. Она села на заднее сиденье черно-сизого «Мерседеса-6ОО» и приказала:
– Домой.
По дороге она набрала на сотовом телефоне нужный номер:
– Аллё, Соня? Это Регина. У нас все хорошо. Можно начинать процедуры.
Сонька-подлиза, а именно из её бригады была Регина, выполнившая только что «особое задание», набрала телефон Марфы.
– Это я. Операция прошла хорошо. Можно начинать процедуры?
– Да. Только предельно осторожно. А что больной, которому сделали операцию?
– К сожалению, как мы и предполагали, болезнь запущена. До утра не доживет. Инфаркт неизбежен.
– Но именно к утру? Я не ошиблась – тут ведь важно ещё и время.
– Да, все учли. В десять утра будет «обход». Он, увы, умрет, минут за пятнадцать до обхода. Мы сделали все, что могли.
Марфа-посадница тут же перезвонила. Ей ответил старушечий дребезжащий голос:
– Что у тебя?
– Ключ, «глазки», – «пальчики».
– А «мадонна»?
– Не тяни – на труп слетятся мухи.
– За «мадонной» уже выехали мои люди.
– А «массажистку» убери.
– Само собой. Только вначале она ещё одного «жмура» сделает из «волка».
– Он тебе мешает?
– Он НАМ мешает…
– Хорошо. А «мадонну» поспеши на «ранчо» переправить. «Папа» нервничает.
«Смерть укрылась за „Б-6“
А в это время в больницах Москвы уже начали пропускать родственников и друзей к больным, проходящим стационарное лечение. Час был ранний, но так хочется с утра пораньше порадовать близкого человека домашними пирожками, вареной курицей, купленными в коммерческом киоске соками с просроченными сроками годности, а то и чаркой «Смирновской», предусмотрительно перелитой в бутылку из под минеральной воды.
Времена советского формализма давно отошли в прошлое. Слава Богу, в демократической стране живем. И если в больнице нет карантина по гриппу или гепатиту, то любой посетитель, иногда продемонстрировав содержимое сумки, дескать, ничего запрещенного нет, а иногда и не делая этого, накинув выданный серо-белый халат с плохо отстиранными следами жизнедеятельности нескольких поколений больных, а порой и не делая этого, натянув на ноги предусмотрительно взятые из дома тапки, а порой и не соблюдая это гигиеническое правило, – так вот, любой посетитель, не предъявляя никаких документов, мог запросто проникнуть в святая святых российского здравоохранения.
Что и сделали четыре молодые дамы, одновременно в час для посетителей вошедшие в четыре известные клиники. Институт имени Красникова в Кардиоцентре, в Центр имени Букулева, в «инфарктное отделение „больницы № 84 и Центр хирургии глаза знаменитого Федотова. Охране они говорили одно: «Мы к Ивановой.“ А Ивановых у нас в стране много…
Они были примерно одного возраста, эти четыре молодые женщины. Все крепенькие, спортивные, даже симпатичные. Единственное, что немного портило их внешний вид, это застывшее выражение лица и мертвые, равнодушные глаза. В больницах редко бывают такие глаза.