Их было семеро…
Шрифт:
— А теперь положи на пол. Вот так. Это чтобы у тебя не возникло желания отмазаться от этого дела. Вот и нет у вас двоих свидетелей, — констатировал Артист.
Да, ничто в мире не возникает ниоткуда и не исчезает бесследно. Свидетелем меньше — трупом больше. А что делать? Против законов физики не попрешь.
— Время, — напомнил мне Трубач. Я спросил пленников:
— Вам все ясно?
Они поспешно закивали:
— Все, все!
— Берите свои ксивы, эти фунты и валите. И помните: у вас всего сутки.
Через пять минут взревел движок мерсовского микроавтобуса, и машина скрылась в ночной
При повороте на шоссе в свете фар мелькнула табличка-указатель — белым по синему, на греческом и английском.
— «Прайвит» — частные владения, — перевел Док. — Вилла «Креон».
Стрелка указывала в ту сторону, откуда мы приехали.
Вот, значит, где мы побывали — на вилле «Креон». Первая экскурсия в программе нашего тура. Правда, незапланированная.
Почти всю дорогу до Никосии мы молчали. Не слишком приятным оказалось начало нашего путешествия. Понятно, что мы не развлекаться сюда приехали, но семь трупов за первые два часа — это был явный перебор. Даже в Чечне такое не часто случалось. А если так и дальше пойдет? Эдак остров любви быстро превратится в небольшое кладбище. Даже думать о таком не хотелось.
Лишь одно утешало: как бы там ни было, но часть нашего задания мы уже выполнили. Предотвратили контакт этого майора с Назаровым. И ликвидировали угрозу его жизни.
Если она была.
А она была. Конечно, была.
Но если так, откуда во мне это пакостное ощущение плохо исполненного дела — какой-то неряшливости, небрежности, грязи? Почти прокола. Что мы сделали не так? Нет, не мы. Я. Ребята тут ни при чем, они нормально сработали. А вот я прокололся. В чем дело?
А вот в чем: майор Вологдин. Я, конечно, большой умник. Очень тонкий психолог. Вскрыл его не раз. Как банку с сардинами. Но больно уж легко эта банка вскрылась. А может, не я его вскрыл, а он меня? И в банке были не сардины, а что-то совсем другое? Бесплатный сыр, например. Который, как известно, бывает только в мышеловке.
Что я, если разобраться, узнал от него? Да ничего. Он только подтверждал то, что я ему о нем говорил. Или делал вид, что подтверждает. Зато от меня он узнал все, что ему было нужно. И главное: на кого мы работаем. Съел сардинку. Правда, и для него она оказалась тем же бесплатным сыром. Но он сам сдал карты в этой игре. И не успел выложить козырного туза. Трех секунд не хватило. Но такова спортивная жизнь.
Черт! Много бы я дал, чтобы узнать, кто он такой и о чем он на самом деле говорил с другом и компаньоном Назарова Борисом Розовским!..
Когда впереди засветилось зарево огней над Никосией, Муха спросил:
— Мы в самом деле будем звонить в полицию?
— Нет, конечно, — ответил я. — Просто так сказал. Чтобы они не рыпались.
— А
— Понятия не имею. Ни за чем. Но где-то же они должны сидеть? Вот пусть там и сидят.
— И мы будем переводить их через границу? — не унимался Муха.
— Иди ты на хрен! — разозлился я. — Что ты ко мне привязался? Я знаю столько же, сколько и ты. Будем — значит будем. Не будем — значит не будем. До Нови Двора еще нужно дожить!
— Сережа! — укоризненно проговорил Док.
— Извини, Олежка, — сказал я Мухе. Он кивнул:
— Все в порядке, Пастух. Я понимаю. Трубач вспомнил:
— Кстати — о сером, который нас пас…
— Я назвал его про себя — Юрист.
— Похож, — согласился Трубач. — Так вот: загранпаспорт у него синий, служебный. И разных виз полно.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
— Пристроился за ним на пограничном контроле, заглянул краем глаза.
— Фамилию не разглядел?
— Нет. А насчет виз грек восхищенно языком цокал: «Нью-Йорк, Женева, Париж!..» И еще, — продолжал Трубач. — В аэропорту его ждала машина с шофером. Красная «хонда». Она шла за нашим «доджем» от Никосии не меньше часа. Потом мы от нее отвязались.
— Как?
— Ну, как. Как и эти на мерсовском микроавтобусе. Только мы сначала пропустили «хонду» вперед, а потом уж съехали с дороги и выключили габариты.
— Понятно, — сказал я. Хотя уместней было бы сказать: непонятно. Ясно было одно: мы всунулись в плотную паутину и на наше трепыхание в ней набегут не безобидные домовые мухоловы, а тарантулы и каракурты.
Перед аэровокзалом Боцман высадил нас в тени какой-то аллейки, въехал на площадь и поставил «додж» на место. После чего одобрительно похлопал машину по крылу и неторопливо направился к вокзалу, на ходу обивая брюки, как обычно делают водители, просидевшие за рулем не один час.
Аэровокзал был ярко освещен и почти безлюден. На стоянке не было ни одного такси. Вообще машин не было, лишь у выхода из зала прилета стоял длинный белый лимузин — то ли «крайслер», то ли «кадиллак». Водитель спал, откинув спинку сиденья.
Мы рассудили, что лучше всего будет вызвать такси по телефону, и вошли в зал. И тут в одном из кресел возле таксофонов обнаружили симпатичную блондинку в мини-юбке, сидевшую с понурым видом. Рядом с ней, на соседнем кресле, лежал картонный плакатик на тонкой деревянной ручке. На плакатике было написано: «Турагентство „Эр-вояж“. Пансионат „Три оливы“». Надпись была на русском.
Артист изумился:
— Девушка, а вы не нас ждете? Она подняла голову:
— А у вас путевки «Эр-вояжа»?
— Точно! Как вы угадали?
— Ну конечно же! Шесть человек. Спортсмены. Вы же спортсмены?
— Еще какие! — подтвердил Артист. — Почти олимпийцы.
Она просияла:
— Господи, а я уж думала: все, погонит меня хозяин с работы. Понимаете, какие-то подонки прокололи все четыре колеса у нашего «кадиллака» — того, что перед входом стоит, видели? Пока возили колеса в монтажку, пока чинили, опоздали на полтора часа. Просто ужас! Я вроде и ни при чем, но хозяин у нас: должны были встретить — и точка. Он из Винницы, хохол упэртый. И шофера вышиб бы, и меня. Заодно. Я просто боялась в пансионат возвращаться, ждала здесь не знаю чего. Где же вы были все это время?