Их двое
Шрифт:
– Да хватит тут стояком своим светить, придурок, бля! Какого хера происходит? Кто это? И чего орет?
– Не зна-а-аю… – Мужик, которого первый маньяк зовет Котом, тянет по-столичному гласные, голос его, хриплый со сна и веселый, несмотря на ситуацию, – я думал, ты впустил…
– Да с хера ли? – злится маньяк, – я на улице был занят, дернул ручку, а дверь закрыта! Думал, твои шутки, как всегда…
– Да на кой мне так шутить? – удивляется Кот, – я спал вообще-то! Проснулся от твоего мата. Глаза продрал, а тут эта! Стоит, пялится. Я пока соображал, что к чему, она
– А я думал, или она тебя тут убивает, или ты ее трахаешь! Думал, когда ты бабу умудрился приволочь? В багажнике, что ли?
– А я решил, это ты припер… Погоди, откуда она тогда? Если не ты и не я?
Тут оба захватчика замолкают и поворачиваются ко мне.
Они стоят надо мной: полуголый, успевший натянуть на себя джинсы, Кот и мощный, на полголовы выше его, маньяк-лесоруб, в заляпанном кровищей свитере.
Здоровенные, крепкие, с одинаково удивлёнными зверскими взглядами. Жуткие, страшные…
Я пытаюсь задницей заползти еще дальше в угол, перевожу взгляд с одного на второго, в голове мутнеет от ужаса.
Это, определённо, беглые зеки. Маньяки. Звери. Они меня просто растерзают сейчас…
Господи, и чего я на Мальдивы не поехала…
Сидела бы сейчас на шезлонге, попивала мохито… С зонтиком…
От обиды за себя не сдерживаюсь и тихонько подскуливаю. Рюкзак по-прежнему держу перед собой.
Маньяки, между тем, переглядываются, и глаза у них удивленно-настороженные.
Наконец, тот, который Кот, задает вопрос:
– Ты кто вообще?
– Я-а-а… – голоса по-прежнему нет, только сип какой-то удушающий. Я кашляю, затем пытаюсь еще раз, – я-а-а-а…
– Да тварь эта, из «Спортскандалов», – рычит тот, что в свитере, и я тут же затыкаюсь, кусая губы от ужаса и выше поднимая перед собой рюкзак.
– Ну чего ты вылез, бляха муха? – возмущается на своего приятеля Кот, – она тебя, вон, боится до усрачки!
– Да нифига она не боится, – возражает маньяк в свитере, – ты глянь в ее глаза бесстыжие! Внешне безобидная, няша такая с оленьими зенками! А не успеешь ушами хлопнуть – уже в дом пролезла и нагадила там! В рюкзаке что? Камера? Сто процентов камера!
Он рычит гневно, наклоняется и выхватывает у меня единственное средство защиты.
– Отдай! – тут же взвиваюсь я, тянусь за рюкзачком и даже, в гневе, забываю о своем страхе.
Правда, мои попытки отстоять свое имущество ничем хорошим не завершаются, потому что маньяк пользуется нашей, буквально колоссальной, разницей в размерах и росте, поднимает повыше руки, потроша мой рюкзачок бесцеремонно и с опытностью таможенного инспектора в аэропорте.
Я рвусь на перехват, но попадаю в лапы второго маньяка, Кота. Он прижимает мое брыкающееся тело к своей голой груди, ржет, мягко, но крайне основательно скручивая руки:
– Не крутись, няша, камере твоей кирдык настал, Егерь у нас не любит достижения современной цивилизации, что найдет – уничтожит, как чуждый элемент… Да не брыкайся ты, я же и связать могу!
Я молча, не доверяя больше так сильно подведшему меня речевому аппарату, сопротивляюсь, царапаю голые жилистые предплечья, забитые татухами, бьюсь затылком о твердую грудь, по крепости способную поспорить с гранитной плитой, скалюсь, прикидывая, где у него слабое место, чтоб куснуть побольнее. Мысль о том, что таким образом я только сильнее разъярю захватчиков, в голову не поступает.
Я говорила, что в гневе страшна, как полевая мышь, загнанная в угол? Может, сил у меня нет, и зубов острых тоже, но вот дурной ярости – через край.
Так-то, я тихая. Спокойная… Если не вывести. Они вот – вывели. Залезли в дом, напугали, отобрали вещи… Да я их загрызу сейчас!
– Егерь, давай в темпе, она кусается! – орет мой захватчик, когда я решаю не ждать милостей от природы и просто впиваюсь зубами в предплечье.
Тот, кого Кот зовет Егерем, заканчивает потрошить мой рюкзак. Все, что в нем есть, бесцеремонно вывалено на пол, швы самого рюкзака прощупаны и вывернуты, все гаджеты – уничтожены.
Я смотрю, как гибнет под здоровенным грубым ботинком мой ноутбук, и от огорчения впиваюсь еще крепче в предплечье Кота.
Тот рычит, трясет меня, словно бешеную собаку, повисшую на штанине, но я не отцепляюсь.
Даже кусок его плоти, оторванный мной, будет малой платой за мой ноутбук! Мой рабочий инструмент! Твари! Какие твари!!!
– Все, вроде нет ни диктофонов, ни камер, – удовлетворенно басит Егерь, и только тут замечает бедственное положение своего приятеля, оглядывает художественную инсталляцию «Собака за медведе», ржет, – Кот, ты, я смотрю, себе ручную зверюшку завел! Кусачую!
– Да отвали ты! Помоги лучше снять! Она, походу, бешеная!
Тут я разжимаю зубы, с омерзением сплевываю чужую кровь, и цежу с ненавистью:
– Сам ты бешеный! Отпусти, урод!
– А если опять кинешься?
– Пусти!
Меня, наконец-то выпускают, я падаю на колени, горестно рассматриваю свой ноут… Нет, карту памяти я, конечно, извлеку… данные сохранились. Я же в облако все копирую. Но самого старичка безумно жаль… Он столько лет мне служил… Твари подлые!
– Суки, – шиплю я, уже не ощущая страха, только гнев, ярость, желание убивать, – суки… Ответите мне за все, твари…
– Это ты ответишь, – веско роняет Егерь, неподвижно стоящий надо мной и с удовольствием разглядывающий дело рук своих, – прямо сейчас, по порядку ответишь, кто такая и кто тебя сюда послал. Какой сайт?
– Да пошли вы… Оба… Вон! – тут я вскидываюсь, подпрыгиваю и твердо становлюсь на ноги. Первый испуг прошел уже, первая неожиданность и ступор – тоже. Теперь я в ярости. И, даже если они маньяки, в чем я уже сомневаюсь, кстати, слишком удивленные оба. Да и тот, что держал меня, Кот, вел себя не агрессивно. Мог бы меня головой шваркнуть о стену, чтоб зубы расцепила, и все. А он терпел мужественно…