Их [колючая] роза
Шрифт:
— Но… — чуть не подскакиваю на месте.
— Нет!
— Но Спартак! Я могу помочь!
— Чем? — внимательно смотрит, приподняв скептически бровь.
Открываю рот, чтобы сказать, но слов не нахожу.
— Ну?
— Да чем угодно!
— Тебе это зачем? — будто с вызовом спрашивает. — Почему рвёшься в помощники?
— Потому что мне не всё равно! — смело отвечаю на его выпад. — Потому что переживаю за вас, ясно?
Оскар теснее прижимает к себе и утыкается в моё плечо лбом. А Спартак садится совсем близко.
— Значит, — тихо проговаривает, склоняясь к моему лицу. — Я буду стараться
— Что? — смотрю растеряно, ощущая болезненные толчки в груди.
— Арно считает, что мы от тебя избавились, помнишь? — ведёт по моей щеке пальцами, к шее.
Блуждает глазами по мне, будто думает, к чему прикоснуться? Заводит руку к затылку.
— Мне ведь необязательно появляться перед ним, — сипло выговариваю, крайне остро реагируя на их прикосновения.
— Не обязательно, — выдыхает мне в щёку. — Но я не могу вовлекать тебя в это.
— Почему? — прикрываю глаза, чувствуя его губы около моего уха.
Тело покрывается мурашками.
Нам нужно поторапливаться. Их ласки кажутся лишними. Их брат в беде, а они….
Но от них так трепетно, так томительно. Тело будто уже в предвкушении, хоть головой и понимаю, что так нельзя. А потом приходит другая мысль. Грустная, я бы даже сказала, трагичная. Когда ещё, если не сейчас? Поцелуи Спартака сквозят безнадёжностью. Объятия Оскара пропитаны драматичностью. Чтобы они не говорили, я уверена, как сейчас, не было ещё никогда. Их разделили. Внутри у них образовалась бездна, которую им нужно чем-то заполнить. Иначе этот вакуум схлопнется, оставив после себя глубокую, кровоточащую рану.
— Почему, Спартак? — повторяю свой вопрос на выдохе, самозабвенно подставив шею для поцелуя. — Единственное, что вам осталось… — говорить получается с трудом, но я должна произнести это вслух. Именно сейчас! — Так это вызволить брата. На вашем счету есть деньги…
Спартак тянет меня за волосы, сильно сжав пряди в кулаке. Заглядывает мне в глаза, совершенно затуманенным, но сердитым взором.
— Даже не смотря на свои внутренние мысли, — шипит в лицо. — Ты готова ринуться в бой?
— Предполагая, что оставим тебя на обочине, готова помогать? — выговаривает в другое ухо Оскар.
Звучит жалко, согласна. Но я не могу отрицать того факта, что они стали мне дороги. Все трое. За этот короткий промежуток времени. Очень короткий! Но что больше всего удивляет… Я не жду от них ничего взамен. Конечно, в глубине души, надеюсь, что они не обманут. Что не воспользуются и не выбросят, как ненужный хлам. Но…. Даже, если это произойдёт, смогу найти им оправдание. Сумею принять их выбор. Смирюсь со своей участью, простив близнецов за то, что они решили зажить по-другому. Потому что не смотря на их бесконечные издёвки. Их изначальное ко мне отношение, они не избавились от меня, пойдя против босса. И даже сейчас, заполучив заветные деньги, не вышвырнули из машины. Не закрыли перед носом дверь, и не умчали вдаль, покрыв меня слоем пыли и горечи предательства.
— Считаете меня глупой? — глядя в его глаза, тихо произношу.
— Скорее, трогательной… — тихо отвечает.
— И дорогой, — вторит Оскар, спускает лямку комбинезона и целует в плечо. — Для нас…
— Правда? — самой неловко от отчаянной надежды, промелькнувшей в голосе.
— Дурочка… — Спартак впивается в губы таким пылким
Оскар стягивает верх наряда полностью. Сразу расстёгивает лифчик и по телу пробегает дрожь, вызванная лёгкостью освобождённой груди. Его ладони накрывают холмики сверху и сжимают вздыбленные соски.
— Это неправильно… — пользуюсь тем, что Спартак отстраняется для созерцания моего голого тела.
— Мы знаем, розочка… — отвечает Оскар.
— Наш брат нуждается в нас, — хрипит Спартак, медленно расстёгивая мою молнию сбоку. — Арно дал нам час. Я поеду к ним и возьму самых лучших парней, чтобы вызволить Артура. Я сделаю всё возможное, чтобы помочь ему.
В его речи столько боли, что из моих глаз чуть ли не текут слёзы. Каждое их действие отдаёт скорбным безрассудством. Будто они желают броситься в омут с головой, чтобы хоть на время забыться. Потерять голову и погрузиться в этот коктейль внутри, в котором смешались страдания и страсть. Похоть и грусть. Раскаяние и неконтролируемое влечение.
Спартак стягивает с моих приподнятых бёдер наряд, успевший запачкаться так, что его в пору выкинуть. Господи! Что я делаю? Что мы делаем?
Однако не хочу останавливаться. Не хочу отталкивать их. Только не сейчас!
Глава 48
Блондин притягивает к себе. Крепко обнимает и целует так сладостно горько, что кажется, я ощущаю этот терпкий вкус на своих губах.
— Ты наша, розочка. Ты единственная… — проецирует Спартак вслух мои желания. — Наша, и больше ничья.
Оскар ложится на сиденье. Спартак поворачивает меня спиной к себе. Сжимает грудь, целует ухо, шею, плечо. Перебирает между пальцев твёрдые соски, пока я смотрю на Оскара, который, приспустив штаны, достаёт свой крепкий, толстый член с гладкой розовой головкой, и начинает водить по нему ладонью.
Я сошла с ума! Братья заразили меня развратностью. Стали для меня оплотом моего вожделения. Мне так неловко, но так приятно. У меня отсутствует стоп-кран. Отключились тормоза. Я слабо представляю, что меня сейчас ждёт, но для них горит зелёный свет.
Окончательно теряю контроль и тянусь к Оскару. Берусь за горячий член с набухшими венами и повторяю медленные движения вверх-вниз. Не получается сомкнуть на нём пальцы, но это не мешает ему, закусив нижнюю губу, вожделенно наблюдать за моими действиями. Ладонь Спартака спускается по животу вниз и пробирается к лобку, а затем… Ох!
— Уже так мокро… — шепчет на ухо. — Мне это нравится….
Его пальцы раздвигают складки и медленно ощупывают нежную плоть. Беспрепятственно скользят по чувствительным точкам, доходя до пульсирующей дырочки. Прикрываю глаза, от нахлынувших приятных ощущений. Но Оскар берёт меня за шею и тянет к себе. Я начинаю стонать в его губы от того, что происходит у меня между ног. Он перехватывает ртом мои страстные возгласы, а соблазнительным языком врезается в мой. Облизывает всё внутри. Кусает мои губы, пока я не перестаю работать рукой внизу. Спартак снимает с меня трусики, и я оказываюсь перед ними совершенно голая. Однако мне некогда стесняться. Некогда прикрываться. Я не хочу прятаться. Я хочу получить полноценное удовольствие и верю, что они мне его доставят.