Их [колючая] роза
Шрифт:
Глава 56
Мередит берёт фотографии. Обе. Отсутствие яркого света благоприятно сказывается на её неосведомлённости тем, что вторая тоже липовая. Только вот мне уже насрать.
— Придётся ещё и реставрацией заняться, крайне любопытная подделка… — тяжело вздыхает. — Знаешь, если бы не снимки, мы бы ни до близнецов не добрались, ни до Арно.
Удовлетворение. Спокойствие на грани пофигизма. Лишь лёгкая радость улавливается в голосе, что сорвала такой куш. Что сумела победить в собственной придуманной игре.
— Я помешана на сборе ценностей. Особенно
Только на этом? Думаю про себя, но вслух вообще ничего не могу произнести. Кажется, я реально умерла. Вроде я, но не я. Оболочка, в которой осталась лишь маленькая крупинка сознания. Как только я увидела двух братьев после второго выстрела, меня не стало. Внутри образовалась полость.
— Но мне нужно знать, где оригинал? — она открывает дверь и в комнату врывается непрекращающаяся долбёжка музыки.
Они там танцуют, развлекаются, живут. А они знают, что творится над их головами? Иди это две абсолютно разные вселенные? Здесь всё перевернулось с ног на голову? Наверху Ад, а внизу Рай?
— Что? — оборачиваюсь, смотря на неё невидящим взглядом.
— Оригинал, — непринуждённо пожимает плечами, взмахивая покорёженной рамой. — Подделка твоя? Если да, то я бы не отказалась от такого личного поддельщика.
Я поднимаю пистолет. Даже его веса не чувствую. Вот она, во всей красе передо мной. Высокая. Статная. В красивом платье. Надменная и жестокая. Женщина-вамп. Бесчеловечная тварь.
— Он тебе больше не понадобится, — медленно выговариваю, и не узнаю свой голос.
Я вообще ни понимаю, кто я и где теперь нахожусь? Этот шум музыки настолько не вписывается в наше настоящее, что всё кажется каким-то бредом.
— Уверена, что хочешь рискнуть жизнью, ведь ты отсюда не выйдешь.
— Если вдавлю курок? — гневно выговариваю, почувствовав лёгкий всполох ненависти.
— Тебя изловят и растерзают! — выговаривает хохотнув, вновь глядя на меня, как на клопа.
Обхватываю рукоять двумя руками, чтобы не увести оружие после отдачи и жму курок. Пуля вонзается ей точно в бедро.
Женщина вскрикивает и хватается за ногу, сыпя проклятиями и оскорблениями. Она прислоняется к дверному косяку, но не выносит боли и оседает на пол. Сотрясаясь всем телом, зажимает рану ладонью.
Теперь я смотрю на неё сверху вниз и чувствую, как улыбаюсь. Оставить в моих руках оружие…. Беспечная и самоуверенная? Или она не знала, насколько братья мне дороги? Я бы никогда не применила его в дело, если бы она не посадила близнецов друг напротив друга.
Боже, французские ругательства — это что-то невообразимое. И в обычное время, я бы, наверное, посмеялась. Но сейчас моё внутреннее состояние…. Я не могу его даже охарактеризовать. Меня словно из самолёта без парашюта вытолкали. Вся эта игра прошла для меня лишь с одним осознанием, что я не выживу. И сейчас, когда состояние безнадёжного полёта завершилось, я не вижу другого пути для себя. Я всего лишь хочу смотреть на её мучения. Хочу, чтобы страдала. Хочу, чтобы корчилась от боли.
— Тупая стерва! — рычит от злости. — Ты хоть знаешь, какие последствия тебя ждут? Из тебя кишки выпустят! Тебя в бордель отдадут. Будешь отрабатывать каждый свой грёбаный вздох. Работать будешь за кислород! В благодарность,
Она всё говорит и говорит, а я её не слушаю. Смотрю на камеры и понимаю, что мы в слепой зоне. А на мостике и вовсе нет ни одной. Мередит замечает, что я верчу головой по сторонам. Улавливает мой настрой и тот факт, что её не видят подручные. Уверена, будь мы в поле зрения, я бы уже лежала с простреленной головой у её ног.
— Мой муж тебя изрешетит! — зло выпаливает, когда я возвращаю к ней взгляд.
— Зато я умру с чистой совестью.
В зале резко смолкает музыка. Наступает абсолютная тишина. Звенящая. Как будто все разом покинули танцпол. Испарились, как дым. Мне даже кажется, что я переместилась в пространстве и оказалась в совершенно другом здании. Но тут музыка взрывается громовыми битами, моё сердце подскакивает от неожиданности, а толпа подхватывает этот диджейский приём с воодушевлённым ликованием. Я жму курок и даже не зажмуриваюсь. Телом ощущаю толчок после вылетевшей пули и сразу же опускаю руки. Вижу, как её туловище наклоняется в сторону. Её глаза остаются открытыми. Наконец они не сверкают лихорадочным блеском. Наконец, они потухли.
Что испытывает человек, который убил? Он умирает внутри? Наверное, да.
Но что испытывает человек, душа которого уже мертва? Ничего!
— Рита? — раздаётся у меня за спиной, и я медленно оборачиваюсь.
Артур… Мысленно выдыхаю.
Я убила человека и небеса прокляли меня, «наградив даром» видеть мёртвых? Или я просто сошла с ума и вижу призрак? Фантом?
Но почему только его одного?
Он подлетает ко мне, обхватывает за плечи и прижимает к себе.
— Что же ты… — но не договаривает.
Настоящий… Он слишком реальный, чтобы не свихнуться. Но если он жив, то, где же его брат?
Боже! Спартак!
В крепких объятиях Артура, я словно очухиваюсь. Из руки выпадает пистолет, а на глазах снова слёзы.
Я ничего не понимаю!
— Быстрее, нам надо уходить! — шелестит над ухом его напряжённый, хриплый голос.
Он отстраняется, а я понимаю, что сейчас упаду. Колени подкашиваются и приходится упереться об стену рукой. Вновь хочу к нему прикоснуться. Почувствовать кожей. Никак не получается осознать, что он и впрямь рядом. Титаническим усилием заставляю себя очнуться. Выйти из морока. Стать частью этого мира. Вернуться, чёрт возьми, в реальность!
— Что? — кое-как выговариваю. — Что это было?
— Рит, нам надо убираться. И чем быстрее, тем лучше.
Отрываюсь от стены и следую к двери. Как в бреду. Как в дурацком, сюрреалистичном сне. Мне ничего другого не остаётся, кроме как подчиняться указаниям видения. С каждым новым шагом ватность в ногах отступает, но мозг отказывается воспринимать действительность такой, какая она есть. Артур обхватывает мою ладонь, и я все силы трачу на то, чтобы крепче сжать его пальцы. Тёплые, почти горячие. А мои отмёрзли. Этот контраст будоражит. Его всполохи будто мне передаются. Постепенно согревают, распространяясь сначала по пальцам, а потом и по всей ладони. Прислушиваюсь к ощущениям, потому что только так могу определить, что сама я живая. По крайней мере телом.