Их нежная возлюбленная
Шрифт:
Слегка повернувшись, Калли отвернулась и позволила белой рубашке соскользнуть с ее плеч. Она оглянулась на аудиторию и преувеличенно подмигнула. Даже в ужасе, в ней было что-то безошибочно особенное. Она обладала добротой, которую не убила ее трудная жизнь. Но девушка все еще излучала секс от блеска глаз и надутых блестящих губ, вплоть до покачивающихся бедер и розовых кончиков пальцев, выглядывающих из черных лакированных туфель на шпильках. Отрицать, как сильно он хотел ее, больше было невозможно. Он никогда не встречал женщину, перед которой не мог бы устоять – до Калли. Торп боялся, что снова
В такт музыке Калли задрала преступно короткую юбку и продемонстрировала зрителям свои греховно маленькие стринги и ягодицы, прежде чем ткань снова мягко упала на ее зад. Гиканье и свист усилились. Вышибала неподалеку молча стоял и наблюдал.
– Покажи свои сиськи! – крикнул кто-то рядом со сценой.
– Дай мне кусочек этой сочной задницы, – потребовал другой.
Мысль о том, что Калли на виду у этих мудаков, и они жаждали ее отшлепать, вызывала у него нечто среднее между тошнотой и жаждой убийства.
– Черт бы все это побрал.
Шон вцепился в стол, выглядя готовым к драке.
– Эти три минуты тянутся чертовски долго.
Торп не мог не согласиться.
– Это закончится.
Необходимое зло.
Но успеет ли это закончиться, прежде чем они сойдут с ума? Он не был уверен в этом, особенно когда рубашка соскользнула с изгибов ее локтей на сцену, оставив ее верхнюю половину одетой только в почти прозрачный кружевной бюстгальтер. Когда она снова повернулась к зрителям, невозможно было ошибиться в розоватом оттенке ее набухших сосков.
Калли выгнула спину, провела ладонями по груди, по плоскому животу, затем прижала пальцы к своей киске. Аудитория начала кричать на децибелах, близких к уровню студенческих вечеринок. Торп начал потеть. Господи, он знал, какова на вкус ее сладкая киска, и у него потекли слюнки от еще одного шанса приготовить из нее еду. Конечно, каждый мужчина в этой комнате хотел такой возможности. Один начал колотить по сцене. Другие присоединились, хлопая по деревянной поверхности в такт музыке, требуя от нее большего.
Черт возьми, это выходило из-под контроля, и Торпу потребовалось все, что у него было, чтобы остаться на своем месте.
Мужчина в дешевом костюме с усами сутенера и бритой головой придвинулся ближе. Он явно считал себя особенным. С уверенной ухмылкой он перегнулся через угол сцены, держа в руке стодолларовую купюру. Он что-то сказал Калли, чего Торп не расслышал из-за музыки. Ее глаза расширились. Еще больше беспокойства отразилось на ее лице, но она протанцевала в направлении чувака.
Покачиваясь, она задрала юбку перед ним и закружила бедрами, вращаясь, пока не попятилась к нему. Затем она присела на корточки, соблазнительно покачивая задницей перед его лицом. Ее глаза закрылись. Любому, кто ее не знал, могло показаться, что она охвачена страстью, но Торп видел все иначе. Он не сомневался, что по ее коже побежали мурашки, и она едва сдерживалась, чтобы не убежать со всех ног.
Однако то, что она не получала удовольствия, не означало, что она собиралась избежать наказания. У нее были защитник и Дом, оба из которых сделали бы все, чтобы помочь ей. Доверяла ли она кому-нибудь из них? Нет. Она только что ушла. Шон, он вроде как понял. Черт возьми, Торп и сам не доверял этому человеку, пока…? Может быть, до вчера. Или за день до этого. Их дни вместе. Но Калли знала его четыре гребаных года. За все это время она так и не поняла, что ему не все равно, что он сделает все, чтобы помочь ей?
Теперь она, черт возьми, поймёт.
Очевидно, она запаниковала. Он понимал это – до определенной степени. Но отказался принимать извинения от Калли. Она собиралась научиться полагаться на мужчин, которые любили ее. Что бы ни случилось дальше, сможет ли он никогда больше не прикоснуться к ней после ее наказания сегодня вечером, он научит ее раз и навсегда обращаться к нему, если она когда-нибудь снова окажется в беде.
Слизняк в узком черном галстуке и с купюрой в руке засунул ту сзади в ее стринги, а затем долго ласкал задницу. Другой рукой он провел по ее бедру, глядя на нее так, словно она была особенно изысканным куском филе.
Торп почувствовал, как из ушей у него идет пар, и, черт возьми, взорвался.
Когда он вскочил на ноги, Шон был прямо рядом с ним, сжав кулаки. Торп отшвырнул свой стул в сторону и направился к Калли, стоя плечом к плечу с другим мужчиной.
Калли отклонилась от ощупывания, съеживаясь в ответ. Пытаясь скрыть свою реакцию, она послала мужчине легкую улыбку через плечо, а затем, пританцовывая, ушла. Торп почувствовал, как его кулаки сжались от желания забить этого ублюдка до смерти.
Шон оказался быстрее, схватил сукина сына за загривок и что–то прорычал ему на ухо. Подонок попытался сопротивляться, но федерал проявил себя крутым парнем, блокируя каждое движение противника, а затем ударил подонка лицом о ближайший столб. Торп подбежал, более чем готовый помочь. Он был рад, когда Шон дернул ублюдка назад, демонстрируя сломанный, кровоточащий нос. На самом деле, он надеялся, что Шон нанес непоправимый вред этому мудаку за то, что тот посмел прикоснуться к Калли.
Торп отчаянно искал ее снова. И он нашел ее, черт возьми. Ее аккуратная спина показала ему, что теперь она обслуживала мужчин на другой стороне комнаты, все еще держа юбку задранной и покачивая бедрами, пока еще несколько мужчин не засунули еще пару купюр в ее стринги. Они выли, пока она соблазняла их, и все больше парней подходили к сцене с деньгами, просто желая получить шанс приблизиться к Калли.
Пока Торп отвлекался на нее, Шон и мудак ввязались в драку. Очевидно, федерал был более занят, наблюдая за Калли, чем за локтем жирного урода, прилетевшего ему в живот. Когда Шон хмыкнул и увернулся от размахивающих кулаков парня, Торп приблизился. Как и вышибала.
– Никаких драк, – прокричал он сквозь музыку. – Разбирайтесь на улице.
– Да, убери от меня свои гребаные руки, придурок! – сказал Дешевый Костюм. – Я дал шлюшке немного денег. И что с того?
О, вот оно что. Домы иногда называли своих сабмисивов «шлюхами», но в качестве формы нежности, каким бы странным это ни казалось другим. Не все понимали, но это относилось к их образу жизни. Даже если бы он никогда не назвал Калли своей шлюхой, никакой другой случайный член не стал бы обзывать девушку, когда он совсем ее не знал и понятия не имел, насколько это далеко от истины.