Их нежная возлюбленная
Шрифт:
– Нет, думаю, это все.
– Тогда очевидно, что нам нужно установить несколько правил.
Торп устроился на заднем сиденье, широко расставив ноги, затем схватил ее за плечи и сильно дернул, пока она не упала лицом ему на колени.
– О черт, нет!
Калли извивалась, пытаясь снова выпрямиться
Как будто это могло помочь. Он имел дело с тысячей извивающихся сабмиссивов. Спасения не будет. Она уже знала это по собственному опыту.
Он умело положил руку ей на спину, прижимая ее к своим коленям.
– Черт возьми, да. Отсроченный платеж,
Торп подкрепил свое утверждение тем, что приподнял ее маленькую юбку, выдернул купюры из стрингов и бросил их на пол, а затем быстро шлепнул ее по правой ягодице. Прежде чем она даже закончила задыхаться, он шлепнул ее по левой.
Ой! Ее задница горела. Очень сильно. И ни на секунду она не подумала, что он закончил.
– С этого момента, – начал он, – ты будешь помнить, что все, что касается тебя, касается нас. Нам не все равно. Это понятно?
Даже если она была немного взволнована убежденностью в его словах и более чем немного взволнована тем, как он сдерживал и обращался с ней, Калли хотела сказать ему, чтобы он прыгнул с моста. Она уже собиралась сказать что-то удовлетворительно пренебрежительное, когда он снова хлопнул ладонью по каждой ягодице. С ее губ сорвался визг.
– Я приму это как «да».
В его голосе прозвучала ухмылка.
Черт его побери!
– Ты никогда не покинешь наше поле зрения без разрешения. Если ты когда-нибудь снова убежишь, не оказав любезности поговорить с нами обоими, твоя задница будет светиться красным в течение месяца, я обещаю.
Он что, серьезно?
– Мне не нужны няньки.
– Поскольку ты могла бы подвергнуться насилию в этом ужасном клубе или в гребаном переулке за ним, если бы не мы, я собираюсь не согласиться.
– Но не подверглась же.
– Я не давал тебе разрешения говорить, – голос Торпа понизился на октаву.
Еще несколько ударов по заду, и ее плоть снова защипало… а киска потекла. Почему дисциплина Торпа всегда заводила ее? Почему она не могла возненавидеть его за это и послать к черту?
– И крошка? Ты больше не будешь никого накачивать наркотиками, снимать одежду для незнакомых людей и врать, – настаивал Шон с переднего сиденья.
В его голосе звучали резкие, авторитарные нотки, которых она никогда раньше от него не слышала.
– Если ты снимешь хотя бы ботинок перед другим мужчиной без нашего разрешения, почувствуешь мой гнев.
И чтобы доказать свою точку зрения, Торп обрушил серию коротких, резких ударов на ее зад, один за другим. Калли не могла остановить вздохи, стоны. Ее кровь словно загорелась. Кожа пылала. Тем не менее, Торп держался за ее задницу, нанося один удар за другим по ее уязвимому заду, пока она не подумала, что растает на нем. Она едва сдерживала желание закричать от удовольствия.
– И мой, – поклялся Шон. – На самом деле, ты, скорее всего, почувствуешь его, как только мне не нужно будет сосредотачиваться на дороге.
Ну, разве это не то, чего стоит ждать с нетерпением?
– Я не давала никому из вас разрешения прикасаться ко
– Паршивая попытка, милая, – цыкнул Торп на нее. – Ты просто продолжаешь копать еще более глубокую яму.
– Я дал ему разрешение, – пояснил Шон. – И мне все равно, если ты думаешь, что сняла свой ошейник. Мы не говорили об этом. Ты приняла решение, не посоветовавшись со мной. В последний раз, когда я проверял, ты не была Доминантом в этих отношениях.
– Это просто смешно. Я не собственность.
– Нет, но ты сабмиссив, нуждающийся в дисциплине. У меня нет проблем с тем, чтобы дать ее тебе, милая.
– У меня тоже нет проблем, Калли. Раньше я был слишком снисходителен к тебе. Это изменится, – пообещал Шон.
Ее сердце дрогнуло. Они абсолютно серьезно относились к делу, и какая–то часть ее действительно хотела позволить им взять ее под крыло и положиться на них в своей безопасности. Если бы она не была Каллиндрой Хоу, то могла бы попробовать. Но это не было ее реальностью.
– Черт возьми, так оно и есть! Мне удалось оставаться свободной девять лет, только потому что я никогда не становилась сентиментальной. Я оставляю все и всех позади и разрываю все связи, как только я уйду. Торп, дело не в том, что я не верю, что ты сделаешь все возможное, чтобы уберечь меня. Но я не могу позволить тебе разрушить свою жизнь. Я ушла, потому что пытаюсь поступить правильно, чтобы ты мог вернуться к нормальной жизни.
– Он не просил тебя бросаться на амбразуру, милая. – Голос Шона смягчился, прежде чем снова стал жестким. – Я тоже. Мы не позволим тебе отвергнуть кого-либо из нас, потому что ты думаешь, что это "безопаснее". Что ты на самом деле делаешь, так это скупишься на свое доверие и защищаешь сердце. Я этого не потерплю.
– И я тоже, – добавил Торп. – Я мог бы быть твоим боссом и другом, но ты лжешь мне и себе, если думаешь, что мы не были чем-то большим.
Неужели он наконец признал, что между ними что-то было? Калли закрыла глаза. Дерьмовый момент…
– И что? – бросила она в ответ. – Ты сам игнорировал меня в течение многих лет.
– Да, – признался он, – но я прекратил.
Ее разгоряченная задница пульсировала в прохладной ночи, и она чувствовала взгляд Торпа на своей обнаженной коже. Тоска душила ее, но дело не только в ней. Она не могла спокойно смотреть, как их засасывает в трясину, в которую превратилась ее жизнь.
Калли решила, что может сыграть в эту игру одним из двух способов: либо продолжать бороться зубами и ногтями и получить еще больше ударов по заднице за свое неповиновение, либо сдаться, пока они не ослабят бдительность. Потом она снова убежит. Шон не просил ее бросаться на амбразуру, что ж…
Она тоже не просила его об этом. Если он действительно защищал ее и был здесь вопреки приказам, она не могла позволить ему подвергнуть опасности свою работу больше, чем могла рисковать связью с агентом ФБР. И она отказалась поставить свое сердце на Торпа, одного из самых эмоционально недоступных мужчин, которых она когда–либо встречала. Ничего хорошего из этого не выйдет.