Их новогодний подарочек
Шрифт:
Нет, этот детский сад начинал уже порядком раздражать, они же как дети малые, за игрушку враждующие. А игрушка-то общая оказалась.
— Будем готовить, никаких ресторанов, — вынесла я вердикт. Еще не хватало на заказ брать еду, ага, сейчас-то? Да там цены лошадиные.
— Тогда надо в магаз, у нас, барыня, нихрена нет, — улыбнулся Демид, а Даня подхватил меня на руки и усадил к себе на колени.
— Только мы никуда не поедем, пока ты не расскажешь, что в твоей хорошенькой головке за херня опять творится, — припечатал он, уткнувшись носом в мою шею, и покрывая ее короткими жалящими
Я хотела сопротивляться, правда, хотела, сначала. Мозг хотел. Только вот телу было совершенно фиолетово, чего там хотел мозг.
— Ну? — нетерпеливо проникнув под мой бесформенный свитер, Даня сжал ладонью грудь, заставляя дрожать и выгибаться навстречу откровенной ласке.
— Без, белья, бля…
— Нет, сейчас мы точно никуда не поедем, — заключил Демид.
— Не поедем, — подтвердил второй.
— Но ведь надо же…
Я говорила тихо, слишком тихо, кажется, шепотом, а может и вовсе только губами шевелила. Тело внезапно окаменело, сознание заволокло каким-то колдовским мороком, а взгляд Дани напротив и вовсе выбил воздух из легких.
Черные зрачки расширились, практически полностью перекрыв радужку, на губах появилась хищная улыбка. Я, словно околдованная, завороженная, тонула в потемневшем от желания взгляде, таком притягательном, порабощающем, что не было сил сопротивляться, не было сил отвести свой.
Теплыми, пахнущими табаком и парфюмом пальцами он коснулся моих губ, слегка оттянув нижнюю, второй рукой зарылся в волосы на затылке, притягивая к себе, не позволяя даже подумать о сопротивлении. А я и не хотела, словно ждала, сама потянулась навстречу губам.
И потерялась в водовороте ощущений, в бешеном вихре эмоций. Даня целовал мягко, осторожно размыкая губы, проникая глубже, скользя языком, сплетая его с моим и сводя меня с ума этой незамысловатой лаской.
Руки переместились на талию, стягивая совершенно лишний сейчас свитер. Со стороны послышался мучительный стон и меня буквально вырвали из рук младшего близнеца. Демид не церемонился, перехватил мое расплавленное тело и впился поцелуем в губы. Жестко, вообще не жалея, подавляя.
Он не отличался нежностью, и этот контраст, создаваемый болезненным, грубым поцелуем, сводил с ума, окончательно превращая меня в марионетку, послушно выполняющую команду кукловодов.
— Ленка, ты такая, черт… — хриплый шепот Дани донесся уха, а его поцелуи на шее, спускающиеся ниже, к плечам, спине усиливали давление на кожу. — На кровать давай, — короткий приказ.
И вот я уже лежала на кровати, обнаженная до пояса, с бесстыдно расставленными в стороны ногами, и сквозь марево наблюдала за тем, как Демид срывал с себя одежду, грубо, но так сексуально ругаясь. И эта нетерпеливость в его движениях, эта бесконечная жажда, потребность даже, заставила мое тело гореть и плавиться под черным, как самая темная ночь, взглядом.
Даня дернул меня к краю кровати, стянул штаны вместе с бельем, раздвинул бедра и провел пальцами по раскаленной плоти. И я сгорала со стыда, ругая себя за слабость, за испорченность свою, но вопреки всему подавалась вперед, навстречу ласке. Выгибаясь, стонала в нетерпении, потому что это мучение, сладкое, но болезненное мучение. Мне было мало, до ужаса мало.
Господи, Лена, ты же как самка какая-то.
— Иди сюда, маленькая, хочешь нас, хочешь же? Да? — словно не в себе зашептал Демид, перехватывая меня, словно эстафетную палочку.
Даня чертыхнулся, отступил и на смену нежной ласке, пришли грубая хватка на бедрах и резкая боль проникновения. Мой крик разнесся по пространству, Демид замер глубоко внутри, задышал шумно, позволяя привыкнуть, поглаживая бедра, приподнимая выше, и проникая до упора.
— Вот так, малыш, вот так, расслабься, маленькая, Ленка, я сдохну просто сейчас.
Демид навис надо мной, поцеловал нетерпеливо и начинал двигаться, вообще не нежно, не жалея больше. И каждое движение жестче прежнего, грубее, мощнее. Темп становился все быстрее. Он просто брал меня так, как ему хотелось, окончательно отключив тормоза, вбивая меня в кровать сильными, яростными толчками. А я… я выгибалась навстречу, царапая широкую мужскую спину, зарывалась в густую шевелюру, теряя себя, желая большего.
— Еще… — сорвалось с губ против воли.
— Бля, не могу больше, сука, не могу.
Движения ускорились, а потом пустота, такая болезненная, холодная.
— Малыш, ты такая…
Не дослушала, будучи перехваченной другим. Даня, не дожидаясь, пока я хоть немного приду в себя, развернул и посадил на себя, не позволяя привыкнуть, отреагировать.
— Давай, малыш, сама, — прошептал, покусывая мочку уха, подбросил, словно пушинку, и опустил резко.
Я задвигалась, плохо соображая, мышцы не слушались, сознание плыло, ритм сбивался. Я не умела, просто не умела и так грустно стало, так больно, потому что они… Они такие, а я…
Громкий всхлип вырвался из груди, я остановилась, замерла в объятиях Дани, встречаясь с ним взглядом. И он понял, словно прочитав мысли, наклонился, поцеловал нежно и начала двигаться, осторожно, размерено, оттягивая наше общее удовольствие. Он был другим, секс с ним был другим. Они дополняли друг друга, жесткий и нетерпеливый Демид, и нежный и мягкий Даня.
— Вот так, девочка, вот так. Расслабься, малыш, сейчас будет хорошо. Да? — послышалось из-за спины.
Я кивнула неосознанно, скорее машинально, и почувствовала теплую ладонь между соединенными телами.
— Вот так хорошая, — Демид успокаивал, поглаживая набухший от желания клитор, в такт движениям брата, шептал какие-то совершенно глупые, но такие нужные сейчас нежности о том, какая я хорошая, какая классная, и как им со мной хорошо.
— Давай малыш, давай.
А я только и могла, что задыхаться, захлебываться воздухом, выгибаться, словно кошка, цепляясь руками за шею Демида, откидываясь назад и отвечая на поцелуй. И всего этого стало слишком много для меня одной.
Я просто потерялась, растворилась в пространстве, в сумасшедшем ритме, умирая и воскресая с каждым рванным толчком, потому что Даня тоже потерял терпение. И мир разлетелся на осколки, меня затрясло так сильно, что парням пришлось усилить хватку, пока я билась в бешеных судорогах сногсшибательного оргазма, выкрикивая имена своих мучителей и слушая, как рыча кончает Даня глубоко внутри меня.