Их жестоко убили и изнасиловали
Шрифт:
— Отдавайте бабки, ебланы, иначе вам не мало не покажется!
Нахмуренные алкаши помялись на своих стульях, но всё же решились отдать деньги. С расстроенными чувствами, они покинули трактир.
Филин подсел к нему за стол и заговорил:
— Давно не виделись. Время идёт, а у тебя всё такие же примитивные способы наёбывать людей.
— Ну привет, Филин. Знаешь, я работаю с очень непритязательной публикой. Они тупые как пробки, так что мне не нужно ничего изобретать.
— Что ты тут делаешь? По-моему, это не лучшее место, где можно работать.
— Я люблю путешествовать, — говорит Ротшильд. — То тут, то там. Я много всего повидал за последние несколько лет.
Филин пододвинулся плотнее к столу.
— Раз уж ты так много странствуешь, то может поможешь немного?
— Хэх, смотря чем. Я тебе не добрый друг, мы просто иногда пересекаемся.
— Я ищу одного человека, вряд-ли его можно спутать с кем либо. Здоровый такой, в чёрных доспехах. Лица не видно.
— Как его зовут? — спокойно спросил Напёрсточник.
— В том-то и дело. Никак его не зовут. У него вообще нет имени. И нет уровня. Во всяком случае, нет отображающих тэгов над головой.
Ротшильд задумчиво откинулся в кресле и начал накручивать усы.
— Это очень странно. Но, я слышал, что такое бывает. На западе это называют умным словом Деассимиляция. Скрытие личности при помощи древних артефактов времён первого столкновения с левиафанами.
— И что это может значить? — Филин настороженно посмотрел на него.
— Человек, которого ты ищешь, скорее всего имеет и имя и уровень, но тщательно это скрывает. Кажется, кто-то затевает что-то нехорошее. Грядут большие перемены, Филин. Большие перемены.
Глава 68: Всё должно быть сделано в срок
Во времена жизни на Земле у Гарольда была чёткая мечта, которую он никогда никому не рассказывал. Он всегда хотел стать президентом страны до сорока лет. Это был очень конкретный срок, который он не желал срывать ни при каких условиях. По-началу ему именно так и хотелось.
Не всё шло так гладко в его планах. Жизнь в Португалии заметно подкосила его амбиции. Смерть дочери — ещё больше. Даже не смотря на то, что он вернулся на свой, как ему казалось, истинный путь. Сейчас ему тридцать восемь и от прежней целеустремлённости почти ничего не осталось.
В его роскошном особняке в этот день было мрачно. Пасмурная погода, туман и холод ноября только усугубляли это настроение.
Рука потянулась за бутылкой скотча. Гарольд сделал пару глотков, глядя на горящий камин. Его опьяневший взгляд слегка померк, а веки осели на глаза.
— Было бы неплохо, если бы этот ёбаный дом сгорел к чертям, — пробормотал он.
Гарольд размахнулся и бросил бутылку в стену. Лопнувшее стекло россыпью полетело на ковёр.
— Почему этот ковёр не может просто взять и загореться? Случайно. Просто кусочек жара упадёт на него и устроит пожар. Почему это никак не случится? Я жду… Я охуеть как жду.
Он поднялся с кресла, вынул зажигалку из кармана и направился к углу ковра, что был промочен разлитым скотчем.
— Сейчас будет немного огня.
Зажигалка щёлкнула. Маленький язычок пламени медленно приближался к ковру. Присев на одно колено, Гарольд проигнорировал несколько стекляшек, что врезались ему в голень. Им овладела тотальная меланхолия, подобные вещи его больше не могли побеспокоить.
— Эй, что ты делаешь? — сказала его жена, неожиданно вошедшая в зал. — Гарольд, с тобой всё в порядке?
— Конечно нет. Я думал, что у меня всё под контролем, но я конкретно обосрался.
Марта рассердилась. Она подошла к пьяному мужу и дала ему крепкую пощёчину, оставив красный отпечаток на лице.
— Тряпка! Меня в конец достало твоё нытьё!
Она опустила взгляд и заметила горящую зажигалку в его руке.
— Эй, что это ты там удумал? Хочешь спалить наш дом?! Ну давай, умник! Будем жить на улице. Будем бомжевать. Я знаю, что ты этого хочешь!
Гарольд внезапно расплакался. Роняя слёзы на пропитанный алкоголем ковёр, он поднял голову и посмотрел в глаза своей жене.
— Марта, неужели ты не чувствуешь всего этого? Неужели я один так страдаю из-за её смерти?
Марта угрюмо хмыкнула и присела в кресло.
— Ты думаешь, я кричу на тебя просто так? От нехуй делать? Я чувствую абсолютно тоже, что и ты, но я не могу позволить себе так раскисать. Кто-то в этом доме должен держать себя в руках, понимаешь? Лидия была для меня всем. Честно говоря, я любила её больше чем тебя. Но теперь её нет и с этим ничего не поделаешь.
— Нет, — сказал Гарольд, разлёгшись на ковре, — ты не можешь чувствовать абсолютно тоже. Лидия умерла по моей вине, ты тут вообще ни при чём.
— При чём… моя вина в том, что я позволила этому случится. В том, что я поверила такой размазне, как ты, что всё будет хорошо. И ты, как всегда, потянул нас на дно.
Гарольд смотрел в потолок и не понимал, что ему делать со всей этой безумной волной тяжёлых чувств, что безжалостно съедают его изнутри.
— Тогда почему ты всё ещё здесь, Марта? Почему ты не уехала?