Иисус говорит: peace!
Шрифт:
Баба, гремящая пустым бидоном. Мальчик, стреляющий по воронам из воздушки.
Склонившиеся деревья. Ржавый кузов “Победы” посреди чьего-то огорода.
Мы шли и молчали.
Дом с круглым окном стоял на краю деревни. За ним начиналось поле.
– Это здесь, – сказала Полина.
– Я понял.
И мы стали фотографироваться. Полина требовала и указывала. На посторонние темы не общались. Встань сюда, повернись, покажи мне эмоцию…
Когда она работала, изменялся ее взгляд, голос. Словно плевать ей на меня, разорвите
Заставила меня сниматься в рубашке: малютка посинел и весь продрог. В доме еще ничего, нормально, а вот в поле… Ветра не было в городе, а здесь ветер был! И еще какой! Скоро я двигался, как робот. Мыслей и чувств не осталось.
– Шабаш! – весело крикнула раскрасневшаяся на морозе Полина. – Одевайся быстренько! Щас будем тебе профилактику делать! – она помахала бутылкой красного вина, извлеченной из своего рюкзака. – Второй комплект батареек сел…
Сунул негнущиеся руки в рукава плаща. Полина загнала меня в дом с круглым окном, которое я уже тихо ненавидел. Ловко открыла бутылку припасенным штопором.
Протянула мне:
– Пей! Еще, еще. Больше пей. Вкусное вино, правда?
– Правда, – ответил я.
– А теперь ешь, – сказала Полина и дала мне кусок сыра с хлебом.
– Я не слишком люблю сыр.
– Ешь, тебе говорят. И снова пей! Ты – молодец! Коля бы заныл еще час назад…
– Я не ныл.
– Я и говорю. Эй, эй! Мне немножко оставь!
Она надела шерстяные рукавицы, принялась растирать мои руки и щеки. И я все простил и понял в этот момент, что почти абсолютно счастлив. Я пил и ел. А самая чудесная девушка в мире растирала мои озябшие руки.
– Отдохни несколько минут. Сорок минут до обратной электрички.
– Угу, – блаженно издал я.
Вино действовало, и я передумал коченеть. Подумал: до чего же неохота возвращаться. Разглядывал облачка пара, вырывающиеся изо рта, цепко держал холодное горлышко бутылки. Полина смотрела на меня и чему-то улыбалась.
– Чего?
– Ты – молодец, – повторила она.
Отдохнув и еще выпив, мы побежали на остановку.
…Электричка вильнула хвостом на прощание. Полина выматерилась и, швырнув рюкзак на землю, уперлась ладонями в колени. Она тяжело дышала.
Я стоял сбоку от нее. Думал: неужели?…
– Твою мать…
– Да ладно, не переживай.
– Я что, время неправильно узнала? – риторически спросила Полина, вы-прямившись. – Не понимаю.
– Когда следующая?
Полина хохотнула.
– Завтра, дорогой, завтра.
– О, как! Ну, тогда пошли на автовокзал. Где он тут?
– Ближайший? В Новгороде. Или в Чудово. Тут недалеко. Час езды всего.
– Проблема-а-а…
– Да уж. Мобилы наши, как ты, наверное, догадался, здесь тоже связь не ловят…
– Может, автостопом попробуем?
– А денег у тебя сколько?
Я порылся в карманах.
– Сто пятьдесят три рубля.
– И у меня сотня с копейками. На такси маловато. Давай попробуем автостопом!
Мы вышли на трассу. Голосовали и голосовали. За целый час голосования остановилась одна машина, в которой сидело трое сынов гор.
– Поехали, красавица! А мальщик в следующей…
Вслед отъезжающей тачке Полина показала отогнутый средний палец.
– Что за черт, а? Бесполезно. Может, к хозяевам этого хуторка попросимся?…
Я кивнул. Мы опять зашагали в деревню.
Постучались в дверь дома, у которого был флюгер-петушок на крыше.
Открыл бухой в зюзю Хозяин. Уперся плечом в косяк и смотрел на нас мутно, воспаленно. В правой руке Хозяина – топор. Окровавленный. В левой – безголовая курица. Тельняшка в алых брызгах. Кирзовые сапоги.
– Че?
– Позвонить, – заикнулся я.
– А ну!!! – заорал Хозяин и замахнулся топором. – Я вас, духи!…
Я сгреб Полину в охапку, и мы снова побежали. Вариантов у нас было немного.
Точнее, один был вариант. Дом с круглым окном.
Стены дома покрывала мшистая дрянь. Цветовой ряд колебался от ржавого до сине-зеленого. Нижний этаж был завален битым кирпичом, бутылочным стеклом и рулонами пожелтевшей бумаги. На верхний этаж вела лестница. Поднялись. Там были остатки кровати и кресел. В проеме круглого чердачного окна замер голубь. Мы напугали голубя, и он, улетая в небо, обосрал полусгнившую раму. Я изучал дом уже не как декорацию, а как наше временное пристанище. И пристанище это меня не удовлетворяло.
Смеркалось.
– Холодает, – сказала Полина, ежась и поправляя шарф.
– Костер разведем.
– Прямо тут?
– Нет, зачем. Дыма будет много. У входа.
Наносили сучьев и палочек. Для растопки использовали пожелтевшую бумагу. Благодаря дурной привычке Полины – была зажигалка. Когда наш костер занялся, я, оставив Полину следить за ним, понесся в единственный деревенский универсам.
– Попробуй дозвониться до города! – крикнула мне вслед Полина.
В магазине купил буханку хлеба, тушенки в замечательной банке, которую можно взломать без открывалки (есть кольцо на крышке), печенье и коробку дешевого красного вина. Израсходовал почти все деньги. Остался сороковник на взятку контролерам в электричке. Завтрашней электричке…
– Нельзя ли от вас позвонить? – спросил я у обрюзгшей тетки, стоящей за прилавком. – Понимаете, мы от транспорта отстали…
– Понаедут, наркоманы…
– Да с чего вы взяли, что я – наркоман! – возмутился я.
– А вся молодежь, которая тута, – наркоманы! – сказала тетка. – Ненаркоманы свалили давно. И не тявкай!
– Есть телефон у вас? Вы разрешите позвонить или нет?
Тетка уперла руки в боки. Долго меня разглядывала. Что-то, наверное, такое увидела, потому что черты ее лица смягчились: