Иисус Христос – величайшее чудо истории. Опровержение ложных теорий о личности Иисуса Христа и собрание свидетельств о высоком достоинстве характера, жизни и дел его со стороны неверующих
Шрифт:
«Покойся теперь в Своей славе, величайший Основатель: Ты исполнил Свое дело, Твое Божество стоит незыблемо.
Не опасайся, что дело Твоих трудов может погибнуть через какую-нибудь ошибку. Возвысившись над областью заблуждений, Ты с высоты Божественного мира будешь всегдашним свидетелем бесконечных плодов Твоего дела. В вознаграждение за несколько часов страданий, не раз посещавших Твою душу, Ты увенчан совершеннейшим бессмертием. В течение тысячелетий мир будет проповедовать Тебя! Ты – знамя наших споров, знамя, около которого завязывается отчаяннейшая борьба. В тысячу раз Ты стал жизненнее, в тысячу раз возлюбленнее после Твоей смерти, чем в продолжение Твоей жизни на земле. Ты сделался столь драгоценным камнем для человечества, что для того, чтобы искоренить Твое имя в этом мире, необходимо разрушить мир до основания. Между Тобой и Богом нет различия. (Entre toi et Dieu on ne distinguera plus). Совершенный победитель смерти, вступи во владение Твоим Царством. Царский путь, по которому Ты должен пройти, приготовленный в течение тысячелетий поклонниками Твоими (des si`ecles d'adorateurs),
«Что бы ни случилось в будущем, никто не превзойдет Иисуса, почтение к Нему всегда будет юно, беспрерывно, Его история всегда будет вызывать слезы; Его страдания всегда будут трогать благороднейшие сердца; во все времена будут возвещать, что между сынами человеческими не родилось никого больше Иисуса. (Quels que puissent ^etre les ph'enom`enes inattendus de l'avenir, J'esus ne sera pas surpass'e. Son culte se rajeunira sans cesse; sa l'egende provoquera des larmes sans fin; ses souffrances attendriront les meilleurs coeurs: tous les si`ecles proclameront qu'entre les fils des hommes, il n'en est pas n'e de plus grand que J'esus». (Стр. 325).
Фр. Повер Коббе
Из сочинения «Broken Lights: an Inquiry into the present Condition and future Prospects of Religions Faith». Boston, 1864 г. Стр. 150 и след.
Это небезынтересное для нашей цели сочинение произвело в Англии религиозную борьбу, виновницей которой была одна английская дама, почитательница и последовательница Феодора Паркера, мисс Коббе.
О сочинении Ренана «Жизнь Иисуса» мисс Коббе справедливо замечает, что главная цель автора не удалась; это дало ей право обвинить Ренана в полупантеистической точке зрения, которая игнорирует личность Бога, нашего нравственного владыки, отвергнув и уничтожив в нашей душе действительные плоды покаяния, прощения и возрождения. Она объясняет, что «суждение о духовном предмете с точки зрения моральной и эстетической всегда бывает неудачно» (стр. 150). На некоторые места «Жизни Иисуса» Коббе делает следующие замечания (стр. 150–151): «применение эстетической критики к глубочайшим тайнам религии чрезвычайно трудно, что, несомненно, зависит от ограниченности чувства пред святостью идеи, которая подвергается критике. Из того уже, что автор «Жизни Иисуса» не сумел представить в настоящем свете известную притчу о блудном сыне «une d'elicieuse parabole» и оценить сострадание Христа к покаявшейся Магдалине как к одной из «Jalousie pour la gloire de son P'ere dans ces belles cr'eatures», и из того, что эти вещи могли бы быть представлены иначе, видна, можно сказать, его неспособность понять Божественное во Христе, – в Его взгляде на грех. Этот-то недостаток критики бывает причиной неизбежных вопросов: «что вы думаете о Христе? Чей Он сын? Кто и что был этот великий пророк, который восемнадцать столетий назад проходил палестинские нивы и который с тех пор почитается за Бога самой первой в мире нацией?» Мисс Коббе высказывает затем свой собственный взгляд на Христа, называя свою точку зрения «теистической». Но только ее «теизм» далеко отличен от теизма библейского и представляет новую фазу деизма и натурализма, подогретых и оживленных новейшей филантропией и религиозным сентиментализмом. Мы приведем из сочинения Коббе замечательнейшие места как свидетельство заблуждающейся души, ищущей во мраке неизвестного ей Спасителя.
«Четыре Евангелия, – говорит она, – дали нам столь живой образ, и этот образ столь долгое время блистает золотыми лучами перед глазами христианства, что крайнее, что может сделать наша философия, состоит в сознании своего, частного, заблуждения».
«Время не оставило нам совершенного и верного изображения этого благородного Лица, некогда озиравшего палестинские равнины; никто не может представить нам Его, ни одна фотография не скажет нам, таков ли Он был, каким представляют Его себе наши сердца. Еще с сильнейшей болью смотрим мы на волны времени, желая увидеть в них изображение поблекнувшего и исчезнувшего образа, каким его ясно можно было видеть в воде, когда Иисус смотрел с корабля на шумящие волны Геннисаретского озера, успокаивая испуганных учеников. Некоторые, впрочем, черты этого образа представляются нам часто как бы для того, чтобы только успокоить нас, но и при всем этом в целом все-таки остается впечатление лица, исполненного благодати и истины».
«Одно только мы можем утверждать: что самое возвышенное учение, чистейшие нравственные предписания, глубочайшие духовные откровения, о которых рассказывается в Евангелиях, действительно происходят от Христа. Виновник христианского движения должен быть величайшей душой как своего, так равно и всякого времени. Если б Он не высказал принадлежащих Ему слов Истины, то кто бы их возвестил нам? Для того чтобы создать Иисуса, необходимо быть самому Иисусом». (Феодор Паркер).
«Что ученики Иисуса в Нем, как обладавшем глубочайшим духовным ведением и достигшем высочайшего духовнего совершенства из всех человеческих детей, видели воплощение духовной истории всего человеческого рода, – это нас нисколько не удивляет. Может быть, жизнь Иисуса прошла через все степени внутреннего развития. Быть может, была минута, когда в Его еще детском сердце впервые пробудилось чувство независимой религии, и Он спрашивал Своих родителей: «не весте ли, яко в тех, я же Отца Моего, достоит быти Ми?» Быть может, было время продолжительных и уединенных размышлений и аскетических подвигов на жгучих холмах пустыни, подвигов и размышлений, которые Он заключил сильной борьбой с искушавшими Его страстями, борьбой, в которой укрепилась бы всякая сильная душа, и после которой каждый святой закончил бы свои подвиги победоносными словами, сказанными Иисусом: «отойди от Меня, сатана»! Быть может, был час прославления, когда душа Его озарилась полным блеском любви Божией. Быть может, была ужасная гефсиманская ночь, когда борьба искушений еще раз и еще сильнее должна была вызвать новую, жесточайшую борьбу и усердную молитву, сопровождавшуюся кровавыми слезами, которую Он победоносно заключил словами еще святее и еще совершеннее прежнего: «не Моя, но Твоя да будет воля»! Может быть, была минута, ужаснейшая из всех минут, когда в смертной борьбе на кресте Бог закрыл Свое лицо, когда Ему пришлось вынести последнее испытание, вызвавшее из Его груди самый страдальческий вопль, какой когда-либо вырывался из человеческих уст: Боже мой, Боже мой! зачем Ты Меня оставил? Быть может, когда миновал ужаснейший мрак страданий, когда настал конец, Христос осознал, что дело Его Отца, задолго перед этим начатое Им в храме, теперь уже совершилось, и что любовь Его Отца теперь стала Его вечным достоянием, что не Моисей и не Илия, а несчастный распятый разбойник будет с Ним в этот день в раю, и когда Он молился за Своих отъявленных врагов: «Отче, прости им: они не знают, что делают», тогда Он обнял мыслью все дело Своей жизни, склонил Свою голову и сказал: «Совершилось»!
«У нас всегда найдется достаточно средств, чтобы составить себе суждение о характере Иисуса. Мы можем измерять этот характер тенью или лучше светом, который бросил Иисус на мир. Мы можем судить по тем великим плодам, какие произвели Его слова и Его жизнь. Что был мир до Него? Чем он сделался после Него? Предлагая эти вопросы, мы не можем ошибиться в ответе на них. Большие и всеобщие результаты христианского движения достаточно ясны и не зависят от подлинности и достоверности одних книг. Если мы находим меру для выражения перемены, какую произвело на мир христианство, то еще лучшую меру мы можем найти для выражения величия Христа…»
«Во Христе мы напрасно станем искать величия самодержца, государственного мужа, политика-экономиста, повелителя, метафизика, ученого исследователя, поэта, историка, художника. Он не владел никакими внешними и, так сказать, осязательными знаками величия. Нам стоит только попристальнее взглянуть на внутренний мир, чтобы видеть следы Его дела, и мы поймем все Его величие. Но и при этом мы не можем еще ручаться за верность наших воззрений, потому что существуют различные точки зрения, с которых можно смотреть на внутренний мир. Те, которые смотрят на Христа с рационалистической точки зрения и ищут в Нем собственно человеческого достоинства, которое Он вполне заслужил, обыкновенно обращают свое внимание только на нравственную сторону учения и видят в Нем величайшего нравственного мирского реформатора. Действительно, Его можно считать реформатором, но Он остается неизмеримо выше обыкновенных реформаторов»…
«Факт обновления человеческого рода – самый важный факт из всех явлений нравственного мира. Ничто не может сравниться с его влиянием на всю жизнь и характер людей. Поэтому, если хотят рассуждать о величии такого религиозного учителя, каким был Христос, то не должны этого, самого важного, факта упускать из виду. Мы не можем обойти этот факт молчанием и спрашивать только о морали или теологии, проповеданных Христом. Мы должны спросить: имел ли Он что-нибудь такое, после чего человечество почувствовало себя способным сделать огромнейший шаг, – перейти от невозрожденной к возрожденной жизни?»
«Если мы действительно будем судить по тому влиянию, какое Он произвел на жизнь человечества, то окажется, что это-то и составляет такой пункт, который невольно открывает пред нами величайшие следы Его дела. Если сравним древний мир с новым, языческий мир с христианским, то найдем, что общий характер представляет совершенную аналогию с тем, что мы называем относительно отдельного человека невозрожденным и возрожденным. Конечно, и до Пришествия Христа можно найти немало великих людей между евреями, греками, индейцами – у всех народов и во всех языках. Несомненно, с другой стороны, и то, что миллионы невозрожденных и по нынешний день насчитываются в человеческой семье, – и после Пришествия Христова. Однако, несмотря на все это, с Пришествием Христа мы находим во всемирной истории следы нового духа, закваску, проникшую в целые массы душ. В древнем мире все было совершенно в своем роде. Человек осуществлял свой идеал, совершал прекрасное и благородное, к которому он стремился. В новом мире, напротив, ничего нет совершенного; а все влечет в высоту, к Богу и недостижимому совершенству святости. Язык древнего мира, как он говорит нам в искусстве, поэзии и философии, всегда один и тот же: «он поощрял делать добро, открывать истину, жить для добра и благородного. Я сделал доброе, нашел истину и жил для добра и благородного». Вот характеристика древнего человека. Язык нового мира, как он слышится нам в тысячах наречий, «есть продолжительный вопль томительнейшего желания: ах, если б я мог сделать прекрасное! Если б я мог найти вечную и абсолютную истину! Если б возможно было жить мне для добра, благородного и святого»!
«Древний мир вырос извне и был по внешности симметричен. Новый мир растет изнутри и не симметричен, и не будет никогда таким, так как в сердце своем он носит семя вечного и нескончаемого прогресса. Древний мир строил храмы, ваял свои статуи, изображал своих философов и писал в честь их знаменитые эпопеи и драмы, так что ко всему этому не оставалось ничего прибавить».
«Новый мир в своем искусстве, философии и поэзии неопытен, неискусен, но всякое дело исполняет с живым духом, который выходит далеко за пределы древнего мира. К Парфенону, спустя час после его сооружения, нельзя было прибавить ни одного камня. В Милане же и Кельне алтари и церкви, статуи и башни в каждом столетии были дополняемы».