Иисус неизвестный
Шрифт:
Марк забыл все, что сказано Петром; Матфей кое-что помнит, но тоже смутно, как бред. Петр у него, только в начале, «грозит», а в конце молит, «сжалившись над Ним», по древнему кодексу, Сиро-Синайскому. [676]
Милостив будь к Себе, Господи, да не будет этого с Тобою. (Мт. 16, 22).
Он же, обернувшись и взглянув на учеников Своих, грозно повелел Петру, сказав: отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, а что человеческое. (Мк. 8, 33.)
676
Lagrange, Marc 218.
Быстро «обернувшись», «взглядывает» на всех учеников, чтобы узнать, с кем они, — с Петром или с Ним; но, может быть, увидев вдруг жадно на Него устремленные, нечеловеческим огнем горящие, глаза Иуды, — только их одни уже и видит.
«Грозно повелел», то же слово, , в третий раз, — как бы одной грозы третья молния.
«Отойди от Меня, сатана» — так же говорит Петру, как самому сатане, на горе Искушения. Дьявол тогда отошел от Него «до времени» (Лк. 4, 13), а здесь, в Кесарии, опять приступил. В третий раз приступил уже на Тайной Вечере, когда в Иуду, вместе с поданным куском, «войдет сатана» (Ио. 13, 27).
Петр «сатана». Иуда «дьявол», — здесь, в Кесарии, — не близнецы ли двойники неразличимые, как сатана от дьявола? Нет, как один слабый и грешный человек отличим от другого, такого же грешного и слабого. Да и все остальные ученики, может быть, не лучше и не хуже этих двух: двенадцать Петров — двенадцать Иуд.
Отойди от Меня, сатана! Ты мне соблазн, , —
три последних слова, у одного Матфея прибавленные, освещают все Кесарийское свидетельство внезапным, страшным светом. [677] Если и самому Иисусу «человеческие, не Божий» мысли Петра — «соблазн», то, значит, не совсем ошибся Петр, верно угадал, что и сам Иисус идет на крест не с легким сердцем; что противен и Его естеству человеческому крест: хочет его и не хочет; покорствует и возмущается:
677
Fr. Barth, Die Hauptprobleme des Lebens Jesu, 1918, S. 186–187.
ныне душа Моя возмутилась… Отче! избавь Меня от часа сего. (Ио. 12, 27.)
…Начал ужасаться и тосковать, — падать духом. (Мк. 14, 33.)
Здесь уже, в Кесарии, начал — кончит в Гефсимании. Вот на что Петр, «сатана», в Нем самом опирается, чтобы с Ним на Него же восстать. Вот когда завеса в сердце Господнем перед нами раздирается, так же, как завеса в храме «раздерется надвое, сверху донизу», с последним вздохом Распятого (Мт. 27, 51); вот, когда, видя в этом Божественном Сердце человеческий соблазн, мы понимаем, что значит:
…должен был во всем уподобиться братиям (Своим), чтобы милостивым быть…
…Ибо, как сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь. (Евр. 2, 17–18)
Только теперь мы вдруг понимаем, что значит: «Сын человеческий» — «Брат человеческий».
Тогда сказал Иисус ученикам своим:
…если кто хочет идти за Мною, отвертись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною.
Ибо кто хочет душу свою спасти, тот погубит ее, а кто погубит душу свою, тот спасет ее.
Ибо что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить или повредить себе?
Ибо кто постыдится Меня и Моих слов, того постыдится и Сын человеческий, когда приидет во славе Своей и Отца и святых Ангелов.
Говорю же вам истинно: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят царство Божие. (Лк. 9, 23–27.)
Это второе слово о Кресте — как непохоже на первое! Между этими двумя словами произошло такое же чудо, как на Геннисаретском озере, когда Иисус «грозно повелел» буре:
умолкни, перестань!
и сделалась вдруг «великая тишина» (Мк. 4, 37–39).
В первом слове — все еще непобедимый для человека «соблазн Креста», а во втором — уже начало победы. Кто победит, — Иисус? Нет, Христос. Но что это значит, мы никогда не поймем, если не скажем Иисусу, как Петр:
Ты — Христос.
10. ПРЕОБРАЖЕНИЕ
Дней через шесть взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна и возвел на высокую гору их одних, особо, и преобразился перед ними. (Мк. 9, 2.)
Что происходило между Иисусом и учениками в эти шесть, по счету Марка, а по счету Луки (9, 28), восемь дней? Очень вероятно, что Он продолжал делать, что начал, — учить их, что «Сыну человеческому должно пострадать… быть убиту», распяту (Мт. 16, 21); а они продолжали не понимать и «ужасаться», «соблазняться» крестом. «Цель Преображения — исторгнуть из души учеников соблазн креста, scandalum crucis», — глубоко объясняет один средневековый истолкователь Евангелия. [678]
678
Папа Лев Великий — Patr Lat, LIV, 310 — Lagrange, Luc, 1927, p. 272.
День седьмой обеих Страстных седмиц, той, Иерусалимской, настоящей, и этой, Кесарийской, прообразной, есть явление «Прославленной плоти»: там, во тьме креста, свет Воскресения, здесь — Преображения.
Где преобразился Господь? На горе Фаворе, по преданию Церкви, неизменному от IV века до наших дней.
В древнейших кодексах Марка, после слов: «возвел их на гору высокую», уцелело выпавшее из нашего канона слово «весьма», : «гора высокая весьма», с ударением в последнем слове: значит «высочайшая». Близ Кесарии Филипповой, где находился Иисус в те дни, нет другой «высочайшей» горы, кроме Ермона. Фавор, в Галилее, на расстоянии пятидневного пути от Кесарии, — не «весьма высок», а скорее, низок, около 300 метров; к тому же, с вершиной в те дни обитаемой, занятой римской крепостью. [679] Здесь так же не мог преобразиться Господь, как на большой дороге. Только об одном свидетельствует это предание — какими слепыми глазами читается Евангелие даже в Церкви, и как не дороги людям следы земной жизни Христа; как мало любят они Сына человеческого в Сыне Божием.
679
Joseph, Bell Jud, IV, 1, 8.
Снежный Ермон, «первенец гор», — спутник Иисуса, неразлучный во всю Его жизнь: отроком уже видел Он его с Назаретских высот; потом — с Сорокадневной горы Искушения, и с горы Блаженств над Геннисаретским озером, где солнце царства Божия всходило, и с горы Хлебов, где оно зашло; а с горы Елеонской увидит уже в последний раз. Издали видел всегда; только однажды, из селений Кесарии Филипповой, — лицом к лицу. Тогда-то и взошел на него, чтобы преобразиться.
Трех учеников, Петра, Иакова и Иоанна, возвел на гору «особо, одних», — так, вероятно, чтобы остальные ученики не знали, куда Он их ведет и зачем.