Иисус неизвестный
Шрифт:
…Вот Иисус встретил их и сказал им: радуйтесь! И они, приступив, ухватились за ноги Его.
Так у Матфея (28, 9). Этого Марк не знает; знают ли и сами жены, видят ли Его? Больше, чем видят: Он — в них, они — в Нем.
Мир уже не увидит Меня, а вы увидите Меня… В тот день узнаете, что вы во Мне, и Я в вас. (Ио. 14, 19–20).
Первому из учеников Господь явился Петру. Но мы узнаем об этом не от самого Петра, а от других. Есть, правда, глухой намек на это у Марка, «толмача» Петрова: «Идите, скажите ученикам и Петру». Здесь, может быть, выделен Петр из сонма учеников потому, что первое явление Воскресшего будет не им всем, а ему одному.
…Кифе явился (, стал видим): потом — Двенадцати, —
скажет Павел двумя словами (I Кор. 15, 4), и теми же двумя — Лука (24, 34).
…Симону явился (стал видим).
И больше во всех Новозаветных свидетельствах ни слова об этом, ни звука. Очень вероятно, что все молчат, потому что молчит сам Петр. С кровель будет возвещать:
…Бог воскресил
Если бы спросили Петра: «Кому Господь явился первому?» — он ответил бы: «Мне». Но на вопросы: «Где явился, когда, в каком виде?» — уже не ответил бы или разве только шепотом, на ухо. Это для него «несказуемое», слишком святое и страшное, то, от чего язык прилипает к гортани. Он никому ничего не говорит об этом, «потому что боится», так же, как жены, бежавшие от гроба, «никому ничего не сказали, потому что боялись».
Были у них (иудеев) споры о каком-то Иисусе, умершем, о котором Павел утверждал, будто Он жив (Д. А. 25, 19), —
верно, по-своему понял римский прокуратор, Порций Фест, тюремщик Павла. «Жив Иисус» — это главное для Павла; больше, чем вера, — опыт-знание, такое же несомненное, как то, что я — я.
Павлове свидетельство о Воскресении, по внешнему признаку — времени записи, предшествует Маркову лет на десять. В 50-х годах сообщает Павел Коринфянам слышанное от ближайших учеников Иисуса если не в самый год смерти Его, то через год или два: [1026]
1026
Fr. Loofs, Die Auferstehungsberichte, 1908, S. 14. — Grandmaison, Jes. Chr., II, 373, 375.
преподал я вам, что и сам принял: что умер Христос за грехи наши, по Писанию; и что погребен и воскрес в третий день, по Писанию; и что явился Кифе, а потом Двенадцати; потом сразу более нежели пятистам братии, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом — Иакову и так же всем Апостолам. (I Кор. 15, 3–8.)
«Умер — погребен — воскрес»: в этом трехчленном символе веры исторически главный для Павла и для нас — средний член: «погребен»; связующий два крайних: «умер — воскрес». Зная, что Иисус «погребен и воскрес» — вышел из гроба, знает Павел, конечно, и то, что гроб оказался пустым: «Здесь Его нет; вот место, где Его положили»: пустое место — пустой гроб. Если евангельское свидетельство о нем исторически неподлинно, то непонятно, как Павел через два года по смерти Господней или даже в самый год ее мог принять это свидетельство за несомненную истину; так же непонятно, как мог он принять и воспоминание о «третьем дне» Воскресения за такую же истину. Чтобы знать, что Иисус воскрес не раньше и не позже третьего дня, ученики должны были в этот именно день находиться в Иерусалиме и видеть Воскресшего: следовательно, вопреки утверждению всей левой критики, не могли «бежать в Галилею». Бегства этого не предполагает никто из евангелистов. «Он впереди нас (учеников) пойдет в Галилею», — в будущем времени: «пойдет»; следовательно, опять-таки ученики должны были в день Воскресения находиться в Иерусалиме, у пустого гроба. Это и значит, что для всех шести Новозаветных свидетельств существует между пустым гробом и Воскресением нерасторжимая связь: «исчез — воскрес».
Римские воины, отданные римским наместником под начальство иудеев:
стражу будете иметь; ступайте, охраняйте (гроб), как знаете (Мт. 27, 65), —
это слишком не похоже на историю. Но, как бы мы ни относились к исторической подлинности Матфеева свидетельства о римской страже у гроба Господня, оно драгоценно для нас как лучшее доказательство того, что в 80-х годах, когда писано Евангелие от Матфея, существовало внеевангельское, ученикам Иисуса враждебное и, следовательно, независимое от них иудейское предание-воспоминание все о той же неразрывной связи пустого гроба с тем, о чем иудеи говорили Пилату:
…будет последний обман хуже первого (Мт. 27, 64), —
хуже сказанного Учителем: «воскресну», — будет сказанное учениками: «воскрес».
Это же свидетельство Матфея — лучшее доказательство и того, что, когда еще можно было узнать, пуст ли действительно гроб, — слух прошел об исчезновении Тела, и действительная причина этого возможного исчезновения осталась неразгаданной. [1027]
«Выкрали ночью тело Его из гроба… ученики… и доныне обманывают людей, будто Он воскрес», — скажет Юстину Мученику Трифон Иудей уже в середине II века: [1028] вот как живуч этот слух и как нерасторжима для злейших врагов Господних связь трех логических звеньев: «умер — исчез — воскрес».
1027
Bern. Weiss, Das Leb. Jes., 1884, II, 593. — Strauss, II, 347.
1028
Just., Dial., 108. — Klostermann, Matth., 226. — Brandt, 336.
Главная исходная точка всех бывших и будущих споров о действительных «явлениях» Воскресшего («явил Себя живым», Д. А. 1, 3) или только «призрачных видениях», phantasma, «галлюцинациях», — главная исходная точка всех этих споров все еще и для нас, как две тысячи лет назад, — пустой гроб. Тайна его и доныне остается неразгаданной. Здесь — как бы «ужас пустоты», vacuum, всего нашего исторического опыта.
Что произошло с исчезнувшим Телом, — «маленький случай», petit hasard, [1029] или «маленькое плутовство», petit supercherie, как думает Ренан; [1030] или огромный «всемирно-исторический фокус-мошенничество», как заключает Штраус, [1031] через семнадцать веков повторяя Цельза: «Кто это видел (как Иисус воскрес)? — Полоумная женщина (Мария Магдалина) и еще кое-кто из той же мошеннической шайки фокусников». [1032] Или, наконец, все объясняется пятью-шестью необыкновенно живыми «галлюцинациями»? — «О, божественная сила любви!.. Миру даст воскресшего Бога страсть галлюцинирующей женщины», — все еще поет, чаруя любителей уличной музыки, самая фальшивая из всех шарманок XIX века — «Прекрасная Елена христианства», как Пруст назовет Ренанову «Жизнь Иисуса». [1033]
1029
«Тело садовник унес потихоньку, чтобы любопытствующие посетители не топтали грядок его с овощами», — зло смеется Тертуллиан (De spectacul., 30).
1030
Renan, Les Apotres, 1923, p. 44.
1031
«Welthistorischer Humbug», Strauss, ар. Fr. Barth, Die Hauptprobl. d. Leb. Jes. 1918, S. 218.
1032
Origen., Contra Cels. II, 55, 70. — Preuschen, Antileg., 42.
1033
«Pouvoir divin d'amour! La passion d'une hallucinee donne au monde un Dieu ressuscite!» — Renan, Vie de Jesus, 1925, 449–450.
Но все, у кого есть хоть капля исторического слуха и зрения, чувствуют какое-то слишком твердое тело исторической действительности в евангельских свидетельствах о Воскресении, чтобы отвергнуть их просто, как «миф». — «Малый разум», rationalismus vulgaris, XVIII века вынужден был предположить мнимую смерть («глубочайший обморок») Иисуса на кресте: [1034] до того невероятно, чтобы в явлениях Воскресшего все было только «обман» или «самообман», «галлюцинация»; а немногим больший разум двух последних веков, чтобы разорвать слишком для него опасную связь пустого гроба с явлениями или «видениями» Воскресшего, вынужден предположить, что тело Христа — и все христианство вместе с Ним — выброшено в «общую яму», «свалку для нечистот». [1035]
1034
Venturini, Paulus, Bahrdt.
1035
Strauss, Loisy, ар. Brandt, 312.
Что же, в самом деле, произошло с телом Иисуса? Если оно оставалось в гробу, то как могла родиться вера учеников и как могли они ее возвещать тут же, в Иерусалиме, где так легко было доказать всем, что тело мнимо воскресшего все еще лежит и тлеет в гробу? Трудность эту обходят, предполагая, что весть о Воскресении ученики сначала таили от иудеев, «шептали ее друг другу на ухо», далеко от Иерусалима, в Галилее. [1036] Но предположение это ничем не подтверждается ни в евангельских свидетельствах, ни тем еще менее в Деяниях Апостолов, где Петр возвещает с кровель:
1036
Loofs, 22.
…всем да будет известно… что Иисуса Христа, Которого вы, распяли… Бог воскресил из мертвых (4, 10).
Разве это «шепот на ухо»? И весь Иерусалим слушает; слушают убийцы Христа, и в голову никому не приходит обличить Петра во лжи.
Да и как предположить, что среди самих учеников не нашлось другого Фомы Неверного, чтобы убедиться, пуст ли гроб или тело все еще в нем? Если же гроб был действительно пуст, то кем похищено тело? Иудеями? Но как же опять-таки не уличили они учеников во лжи, когда одним ударом — указанием на истлевшее тело или по крайней мере на тех, кто погребал его, все христианство могло быть уничтожено в корне? Или тело «украдено» самими учениками? Но как поверить, что на таком «маленьком плутовстве» или огромном «всемирно-историческом фокусе-мошенничестве» могла быть основана такая правдивая и пламенная вера, как у первой общины; что на таком гнилом основании могло быть воздвигнуто такое непоколебимое здание, как Церковь?