Иисус. Надежда постмодернистского мира

Райт Том

Семья

Словом и делом Иисус вызывал к жизни новый народ, одновременно переосмысливая поднятие семьи. «Вот матерь Моя и братья Мои; кто будет исполнять волю Божию» (Мк. 3, 34–35). Это сообщество возрожденных, «семья», собравшаяся вокруг Иисуса, была дocтупнa всем и каждому. Единственным условием была верность Иисусу и его проповеди Царства. Она облекла откровение Иисуса в плоть и кровь, бросив вызов, хотя бы косвенно, сторонникам фарисейского и ессейского учений. Подобно новой политической партии, возникшей прямо на глазах давно признанных, она неизбежно воспринималась как угроза. Но, собирая и прославляя эту новую семью, Иисус открывал людям новый мир Божий, повсюду несущий исцеление и благословение — могущественное сочетание в мире, где сила всегда ассоциировалась с опасностью.

Тора

Наряду

с символическим переосмыслением понятия народа Божьего, Иисус вводил новые символы возрожденного Израиля, заменившие Тору. В частности, нельзя не отметить, сколь важное место занимает в учении Иисуса прощение. Его не следует воспринимать как еще один недостижимый нравственный критерий. Это вопрос, прежде всего, эсхатологический. Чтобы пояснить свою мысль, позвольте мне немного отвлечься от темы.

Как я уже подчеркивал, современники Иисуса с нетерпением ожидали истинного конца изгнания. Но главные пророки, а также Ездра, Неемия и Даниил, неизменно указывали па изгнание как наказание Израиля за грех, Потому стремление Израиля получить прощение грехов нельзя рассматривать как желание каждого отдельного человека успокоить свою совесть. Предсказания пророка Исаии (гл. 40 — 55) о том, что Яхве покончит с грехами Израиля, совершенно однозначны. Прощение греха, повлекшего за собой изгнание, должно было означать его конец. Итак, прощение грехов не как направленность мысли или со стояние сердца, но как со событие – стало новой гранью эсхатологических ожиданий.

Предлагая прощение, Иисус тем самым объявлял, что с его явлением к людям приблизилось Царство Божье. В равной степени (и именно это я хотел бы подчеркнуть) требование взаимного прощения, предъявлявшееся Иисусом к своим последователям нельзя рассматривать как абстрактную нравственную норму. Оно является частью, если можно так выразиться, эсхатологической Торы. Последователи Иисуса верили, что он положит конец изгнанию и дарует народу прощение грехов. Отказать ближнему в прощении для них означало бы отрицать приближение этого великого и долгожданного события. Образно выражаясь, им пришлось бы пилить сук, на котором они сидели.

Я полагаю, именно это лежит в основе поражающих своей суровостью предостережений людям, не желающим прощать и потому не заслуживающим прощения. Если трапезы Иисуса заменили собой законы о принятии пищи, — то требование прощения вошло в определение новой семьи, нового народа Божьего. Иными словами, оно стало частью обновленной символической Торы. Само по себе, хотя в данный момент у меня нет возможности дальше развивать эту мысль, оно по праву занимает центральное место в молитве, которую Иисус дал своим ученикам в качестве примера. В свою очередь, эта молитва, как понял Иеремиас еще поколение тому назад, стала важнейшим символом, выраженным в практике, для последователей Иисуса как обитателей Царства, проповедников прощения, истинных сынов и дочерей Бога Израилева, проводя черту отличия между »ими и другими движениями внутри иудаизма, утверждая их в положении нового народа Царства, народа прощения, истинных сынов и дочерей Бога Израилева.

Xpaм

По мере того, как эти новые символы дают нам более широкое представление о намерениях Иисуса, мы вновь убеждаемся в их сосредоточенности вокруг Храма. В Евангелиях мы находим указания на желание Иисуса дать людям понять, что Бог Израилев пребывает и действует в нем и его учениках так же, как он делал это в Храме. Это весьма очевидно означало несовместимость его учения с учением фарисеев. Подобная альтернатива неизбежно таила в себе угрозу.

Обратимся, например, к вопросу о посте. Различие между учениками Иисуса и последователями Иоанна Крестителя или фарисеев, о котором кратко рассуждается в Мк. 2, 18–22, никак не связано с религиозными обрядами. Его суть заключалась не в том, что (как полагают многие) последние лишь соблюдали внешний порядок вещей, тогда как Иисус заботился о человеческом сердце. В тот период пост для иудеев не был простым упражнением в аскетизме. Он отражал положение самого народа: Израиль по–прежнему томился в изгнании. Особенно прочной была связь поста с разрушенным Хромому Захария (8, 19) обещал, что дни поста в память о разрушении Храма сделаются «радостью и веселым торжеством. Однако для этого Яхве должен был возродить былую славу и процветание Израиля, что, прежде всего, означало восстановление Храма в его первозданном виде. Именно это более всего волновало Захарию и других пророков по возвращении из вавилонского пленения. Но Иисус в своей притче говорил о гостях на свадебном пиру, которые не могли поститься, пока жених был с ними. Мессианский пир,

нашедший символическое выражение в праздничных застольях Иисуса, был в полном разгаре, и гостям не пристали хмурые лица. Господь приступил к исполнению своих обещаний. Конец изгнания, возвращение Яхве к своему народу и восстановление Храма — все эти благословения принадлежали теперь людям, способным их разглядеть.

Итак, задавшись вопросом об отношении Иисуса к основным иудейским символам своего времени, а также о символах, избранных им самим, мы убеждаемся в преобладающем влиянии Храма и Торы. В отношении их обоих Иисус оставался приверженцем славной традиции общественной критики. И критика эта была суровой. Неверное понимание израильтянами своих национальных символов привело их на гибельный путь. Иисус делал все возможное, чтобы предостеречь своих современников, одновременно призывая всех готовых к покаянию последовать за ним по пути истинного возрождения Израиля.

Результатом предпринятых мною исследований стало выявление двух великих символических действий. Одно из них мы уже рассмотрели и вернемся к нему еще: поведение Иисуса в Храме объясняется его критической оценкой иудейской символики. Настало время перейти ко второму. Желая собрать воедино положительные символы, избранные самим Иисусом, представим себе молодого провозвестника Царства, отмечающего со своими двенадцатью ближайшими учениками величайший из израильских праздников, символизирующий освобождение, Исход, завет и прошение. Если отрицательные символы, ставшие воплощением критической оценки Иисусом своих современников, вылились в изгнание торговцев из Храма, то положительные символы его собственного подвига сошлись воедино в пасхальной горнице. Осознание этого подводит нас к главной теме следующей главы.

Заключение

Чтобы подвести итоги последних трех глав, позвольте мне в трех пунктах изложить результаты наших исследований.

Прежде всего, в свете сказанного не следует удивляться, что в представлении многих Иисус «совращал народ с пути истинного» Иудеи обладали целым арсеналом определений для людей, проповедовавших чуждые учения и совершавших чудеса и знамения с целью заставить израильтян нарушить верность традициям предков. Лжепророк, непокорный священник, непокорный сын — многое свидетельствует о том, что в определенный момент времени Иисусу было брошено каждое из этих обвинений. В частности, раввины более позднего периода изображали Иисуса неким чародеем, выступавшим в роли лжепророка. В основании этого, вероятно, лежит один из моментов суда Каиафы.

Во–вторых, теперь у нас есть возможность ответить на один из древнейших вопросов о Божьем Царстве «С точки зрения Иисуса и в свете его служения, к какой эпохе принадлежало Царство Более, к настоящему или будущему?» С учетом места, которое, наряду с другими проповедниками царства и предводителями пророческих и мессианских движений, занимал в контексте иудаизма первого века пашей эры сам Иисус, ответ на этот вопрос очевиден. Задав его Бар–Кохбе в 133 году нашей эры, вы бы услышали: «Верно и то, и другое. Отрицать то, что Царство относится к настоящему времени, означало бы отрицать роль его самого как истинного вождя, призванного даровать искупление Израилю. Если Царство Божье еще не приблизилось, почему тогда он датировал свои монеты первым годом? В то же время отрицать его принадлежность будущему времени было бы абсурдно. Окончательное торжество Царства Божьего должно было ознаменоваться поражением римлян и восстановлением Храма. Осознание неразрывной связи Царства Божьего не только с религией и моралью, но и с эсхатологией и политикой, а также с богословием, сводящим все воедино, может положить конец затянувшимся ученым спорам.

И наконец, что же можно сказать по отношению первых двух вопросов, которые стоят перед нами? В чем выражалась принадлежность Иисуса иудейской культуре своего времени? К достижению каких целей он стремился? По моему убеждению, личность и служение Иисуса неотделимы от современного ему иудаизма. Он выступал в роли пророка, предостерегая Израиль от гибельного пути и предлагая взамен нечто совершенно иное. Eгo стремлением было возрождение народа Божьего, истинное возвращение его из плена в Царство Божье. Однако этого невозможно было достичь, просто повторяя его откровения и символические действия, чтобы убедить как можно больше людей. Это должно было свершиться в ходе решающих событий, на которые указывали два его великих символических акта. Происшедшее в Храме свидетельствовало о мессианстве, Тайная Вечеря указывала на крест. Наше внимание теперь волокно обратиться к этому странному сочетанию идей, более значимому, но и более разрушительному в условиях того времени, чем все изученное нами ранее.