Иисус. Надежда постмодернистского мира
Шрифт:
4 Распятый Мессия
Вступление
в предыдущих главах я постарался изобразить Иисуса из Назарета – пророка, возвестившего о приближении Царства Божьего. Он резко критиковал современный ему иудаизм, а также призывал слушателей следовать за ним по пути обновления и возрождения Израиля. В этой связи нельзя обойти вниманием два вопроса ,ответам на которые и будет посвящена данная глава: во–первых, считал ли себя Иисус Мессией, и если да, то в каком смысле? И, во–вторых, действительно ли он ожидал умереть, даже шел на смерть, исполняя свое призвание, и какое значение он придавал этому событию?
Предварительно остановимся на трех важных моментах. Едва ли к го–то из иудеев в первом веке мог бы подумать,
Во–вторых, пришло время положить конец молчанию, под маской благоразумия скрывающему лишь робость. Ведь именно она до сих пор мешает исследователям признать в Иисусе (выражаясь современным языком) серьезного, вдумчивого богослова. В последнее время мы убедились в том, что не только Павел, Иоанн и автор Послания к Евреям, но и Матфей, Марк и Лука были высоко одаренными и творчески мыслящими богословами. Почему же нас вынуждают видеть в Иисусе ограниченного, примитивно мыслящего человека, отказывая ему в способности продумывать свои действия–качестве, которым, без сомнения, обладали многие его современники и последователи?
В–третьих, наше желание понять, как воспринимал Иисус свое призвание, не означает попытку изучить особенности его психики. Получение четкой информации о психологическом состоянии кого–то из наших соотечественников, готового отвечать на вопросы на понятном нам языке, уже является достаточно сложной задачей. Предположить возможность достижения тех же результатов с человеком, принадлежавшим другой эпохе и культуре, — все равно что с завязанными глазами искать в темной комнате черную кошку, которой там, вероятнее всего, нет. Однако, с исторической точки зрения, мы имеем возможность исследовать осознание человеком своего призвания. Мы можем проделать это в отношении Павла, Иоанна Крестителя или даже императора Августа. Тем более это возможно в случае со столь самовлюбленным человеком, как Цицерон. В одной из недавно изданных книг подобная попытка была предпринята в отношении таинственного «Учителя праведности, оставившего след в содержании свитков Мертвого моря. Мы можем исследовать их слова и поступки, а также с большой долей вероятности догадываться об их целях и желаниях. Тем самым мы не подвергаем этих людей психоанализу. Мы лишь выполняем обычную работу историков.
Итак, каким же представляли себе Мессию иудеи, жившие в период второго Храма? Прежде всего, следует отметить отсутствие в первом веке единого и общепринятого понятия Мессии. Идея самого царства гораздо шире мессианской. Необходимо принимать во внимание реальные обстоятельства жизни Израиля, а также ожидания царей, будь то династия Хасмонеев или Иродов. Надежды и чаяния правителей никогда не существовали сами по себе, но являлись точным отражением надежд и чаяний всего народа на освобождение, на окончание изгнания, на победу над злом и возвращение Яхве на Сион. Грядущий Царь должен был совершить два главных подвига, о чем свидетельствуют многочисленные литературные источники, а также история жизни и деятельности израильских царей. Прежде всего он должен был построить или восстановить Храм. И кроме того, ему предстояло вступить в решающую схватку с врагом. Первым деянием Давида после показания его на царство стала битва с Голиафом, а последним — проектирование Храма. Иуда Маккавей нанес поражение сирийцам и очистил Храм. Ирод одержал победу над парфянами и восстановил Храм. Бар–Кохба, последний из претендентов на роль Мессии, мечтал о победе над римлянами и повторном восстановлении Храма. Таким образом каждый из них стремился добиться исполнения пророческих обещаний, данных Израилю, и даровать миру божественную справедливость. Для ответа на вопрос «Считал ли себя Мессией Иисус?» необходимо убедиться в его намерении
Едва ли последователи человека, воображавшего себя Царем, но окончившего жизнь на кресте, согласились бы признать в нем истинного Мессию. Иисус не восстановил Храм. Он не только не разгромил римлян, но и cам погиб от их рук, подобно предводителям всех подавленных ими восстаний. Израиль так и не избавился от своих врагов, и миром по–прежнему правило язычество. Однако вера в Иисуса как в истинного Мессию глубоко и неискоренимо укрепилась в сознании ранних христиан, чему имеются исторические доказательства. Уже во времена Павла слово «Christos» неразрывно связывалось с именем Иисуса в нескольких различных сочетаниях. Ранние христиане продолжали пользоваться этим словом с его царственным звучанием, даже когда это было сопряжено с неудобствами и опасностью. Неизбежно возникает вопрос: «Почему?»
Едва ли можно удовольствоваться ответом: «Все дело в воскресении». Даже такое чудо не заставило бы иудеев, живших в эпоху второго Храма, поверить, будто воскресший и есть Мессия, раз они не допускали даже мысли об этом при его жизни. Если бы один из братьев–мучеников, о которых сказано в 2 Макк. 7, воскрес через три дня после перенесенных им ужасных пыток и смерти, люди сказали бы, вероятно, что в мире творятся странные вещи. Однако никому не пришло бы в голову назвать его Мессией. Потому нам следует помнить, что Иисус был распят как претендент на царский титул, о чем гласила и надпись на кресте. Воскресение окончательно доказало пораженным ученикам, что Иисус действительно Мессия, хотя его распятие, казалось бы, опровергло подобные предположения. Все это вынуждает нас вернуться к вопросу: что именно в служении Иисуса свидетельствует о его притязаниях на роль Мессии?
Иисус и мессианство
Самым очевидным свидетельством является поведение Иисуса в Храме. Я уже указывал, что его следует трактовать нс как попытку реформ, а как символ предстоящего суда. Кто же властен вынести приговор Храму? Царь, действующий по воле Бомжей. Так называемый «торжественный въезд» в Иерусалим и поведение Иисуса в Храме вполне соответствовали представлениям народа о царе. Ближайшей аналогией в истории Израиля можно считать въезд в Иерусалим Иуды Маккавея (2 Макк. 10, 7), которого встречали с пальмовыми ветвями после победы над язычниками и возобновления жертвоприношений в святилище. Благодаря этим событиям, Маккавеи основали династию, правившую Израилем в течение целого столетия. В поведении Иисуса четко прослеживаются те же притязания на царство.
Символизм сам по себе красноречив, однако нельзя полагаться только на него. Есть большое преимущество в том, чтобы рассматривать поступки, и только потом — их словесное объяснение. Действия Иисуса в роли Мессии сопровождаются несколькими высказываниями, содержащими в себе «царственный» подтекст и пояснявшими, порой завуалировано, значение происходивших событий. У нас есть возможность исследовать всего три такие «загадки» (Мк. 11, 27 — 12, 12; 12, 35–37).
Прежде всего встает вопрос о власти. Какой властью Иисус творил все это? Какое право он имел уподобляться Мессии, и кто дал ему это право? Встречный вопрос об Иоанне Крестителе, обращенный Иисусом к своим собеседникам, нельзя рассматривать как искусного попытку отвлечь от себя внимание. В нем скрыт ответ на их вопрос. В Евангелиях от Матфея, Марка и Луки Иисус неоднократно называет Иоанна последним из великих пророков, Илией, которому надлежало прийти. Но если Иоанн и есть Илия, то сам Иисус должен быть, по меньшей мере, Мессией. Более того, именно в момент крещения Иисус был помазан Духом на повое служение, иными словами, стал помазанником Божбим — Мессией.
Справедливость такого толкования подтверждает следующая за этим более пространная притча. История о злых виноградарях повествует о целой череде отвергнутых пророков и, наконец, об отвергнутом Сыне. Подобно многим другим, эта притча рассказывает историю Израиля, оканчивающиеся сценой суда. Однако помимо всего прочего, это еще и история самого Иисуса. Виноградари, отвергнувшие сына, навлекли на себя остекление. То же самое Иисус предсказал, а теперь и продемонстрировал, в отношении города и Храма, пренебрегших его словами. Итак, в этой притче Иисус еще подробнее поясняет свои действия.