Икона
Шрифт:
— Я не знаю. — Водитель трясся от страха, но Фотиса это не волновало. Он уже не испытывал, как когда-то, удовольствия от этого зрелища. — Я только слышал кое-что случайно. Кто-то из Нью-Йорка, русский. Я не знаю его имени. Я даже и вашего имени не знаю.
— Так ты, парень, ничего не знаешь, не так ли?
— Да, так.
Это могло быть и правдой. В любом случае информации было достаточно. Конечно, он знал, что Каров может попытаться его достать. Он просто не думал, что это случится так быстро, да еще здесь, в Греции.
— А почему ты сказал, что это ошибка?
— Да этот русский, или кто он там, полчаса назад велел все отменить. Мы не смогли
— Эти, на мотоцикле, где они?
— Они должны были сделать так, чтобы их кто-нибудь увидел, а потом исчезнуть.
— Чтобы это выглядело как политическое убийство, совершенное группой «Семнадцатое ноября»?
— Я не знаю. Думаю, что так. Да, конечно, именно так.
Раньше он бросил бы все и стал искать этих людей, чтобы расправиться с ними. Но не сейчас. Пока придется это отложить, может быть, навсегда. Он еще даже не знает, удалось ли ему сейчас избежать опасности. Насколько серьезны его ушибы? Как быть с этим парнем? Сможет ли он сам вести «пежо», или ему понадобится этот подонок?
— Где твое оружие?
— У меня его нет. Я просто водитель. Я просто должен был ехать за вами. — Парня трясло так, что зубы стучали. Наверняка напуган до смерти. Фотис видел, как люди более старшего возраста в подобных ситуациях умирали от сердечного приступа. Красивая, чистая смерть, особенно при политических убийствах. У парня, наверное, еще слишком здоровое сердце для этого. А слишком сильный страх толкнет его на безрассудство.
— Мне следовало бы тебя убить. И я не колеблясь это сделаю, если ты будешь плохо себя вести. Но мне нужна твоя помощь. Мне нужно, чтобы ты кое-что передал человеку, который все это устроил. Ты понял?
— Да.
— Хорошо. Оставайся здесь.
Перелезая через водительское сиденье, а затем выбираясь наружу, в прохладные сумерки, Фотис неизбежно подставлял себя под удар. Но парень сидел смирно. Фотис медленно встал. Левую ногу прострелило болью, но она не подвернулась. Левая рука слушалась плохо. Над левым глазом надулась липкая шишка, но зрение почти не пострадало. Возможно, одно ребро сломано. Короче говоря, чудесное спасение. Может быть, и в больницу не придется обращаться. Он почувствовал прохладу свежего горного ветра и попытался сдержать подступающую тошноту.
Солнце уже скрылось за горами. На западе все еще виднелась яркая полоска, на востоке синий цвет, постепенно сгущаясь, переходил в фиолетовый. Капитан Геракл не будет ждать до бесконечности. Надо поторапливаться. Фотис заставил водителя завести покореженный «меркьюри». Двигатель завелся с четвертой попытки, жалобно кашляя и шипя. Без амортизаторов, со спущенными шинами, стуча и царапая дорогу, машина перекатилась к барьеру на другой стороне шоссе и остановилась. Затем Фотис заставил парня погрузить в нее тела: Таки за руль, усатого назад. Мерзкое занятие: руки и пиджак парня покрылись кровью и дорожной пылью. Он ополоснул руки водой из бутылки, а пиджак выбросил.
Нагнувшись, Фотис забрал бумажник усатого и надел ему на голову свою шляпу. Не желая расставаться с паспортом, он ограничился тем, что положил в карман промокшего от крови пиджака свою пачку турецких сигарет. Усы тоже могли ввести в заблуждение. Конечно, усатый был по меньшей мере лет на тридцать его моложе, но кто знает — может, после падения с высоты ста футов это будет уже не так заметно. Он должен воспользоваться любой, даже самой крохотной возможностью, лишь бы выиграть время.
Несколько секунд Фотис колебался: ведь Таки был еще жив, когда водитель его осматривал. Что, если он и сейчас жив?
Парень, схватившись за открытую дверь, чтобы удержать равновесие, наполовину просунулся в машину, включил зажигание, правой ногой нажал на педаль газа и развернулся на левой. «Меркьюри» тронулся с места, чуть прокатился вперед, а затем, покачнувшись на пыльном, разбитом крае дороги, нырнул вниз, словно игрушечная машинка. Окутанный облаком пыли, он скрылся из виду. Они услышали глухой стук, за которым последовал более громкий звук удара металла о камни далеко внизу. Фотис подошел к обрыву и посмотрел вниз. Он с трудом разобрал очертания покореженного, запачканного маслом днища машины, напоминавшей перевернутое насекомое. Дыма не было, бензобак не взорвался. И тут он увидел, что с запада к ним приближаются огни автомобиля.
Он сделал знак водителю, чтобы тот сел в «пежо», и сам забрался на заднее сиденье.
— Фары не включай. Тихонько езжай вперед, вон к той парковочной площадке.
Машина, следовавшая с запада, проехала мимо них, слегка замедлив ход у того места, где упал вниз «меркьюри», но не остановившись. Фотис ждал, и это ожидание чуть не убило его. Он вдруг почувствовал такую сильную боль во всем теле, что у него перехватило дыхание. Чувство смертельной усталости сковало мозг; он был уже не в состоянии ни о чем думать. Ему даже стало казаться, что ничего не случилось, что лохматая голова впереди принадлежит его племяннику и что Змей просто заснул. Ужасный, ужасный сон. Руки его задрожали, по щекам потекли слезы.
— Что теперь? — тихо спросил молодой человек. Старик тяжело вздохнул.
— Ты водитель. Вот и рули.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Эпирос, 1944 год.
Почва была плотная, слежавшаяся, кое-где сплошь покрытая камнями, поэтому Элиас не мог определить, проходил ли по тропинке кто-нибудь до него. Он миновал маленькую сожженную деревушку Николаос — десяток обгоревших каменных остовов. На одной стене кто-то из партизан-коммунистов написал крупными буквами: «Что сделал сегодня ты для победы, патриот?» У хорошо сохранившейся часовни Святой Марии тропинка обрывалась, но капитан обнаружил ее у противоположной стороны здания. Да, действительно, как и говорил Гиоргиос, это было воистину безлюдное место. Каменистый участок высоко в горах, не пригодный ни для земледелия, ни для выпаса коз. Только для Господа. Вера почему-то всегда искала именно такие места.
Часовня Святого Григория виднелась в ста ярдах выше на горе, хотя поначалу Элиас принял ее за огромный валун. Она была такого же цвета, как и окружавшие ее огромные камни. Стены и купол выцвели много лет назад, и ее выдавал только темный прямоугольник входа, к которому вела едва различимая тропинка. Деревьев вокруг не было, только пара огромных валунов — слабое прикрытие. Справа и слева склон резко обрывался. Единственным преимуществом капитана было то, что дверной проем освещался лучами только что взошедшего солнца, а маленькая лощина, в которой он скрывался, все еще оставалась в тени.