Икс-30 рвёт паутину
Шрифт:
— Я могу тебе верить? — спросил Динь, посмотрев ему прямо в глаза.
— Я вернулся по зову отчизны. — Лицо Шаня засияло, ноздри расширились. — Что ещё я могу сказать? Кто из вьетнамцев не любит своей страны, не хочет, чтобы она была независимой и воссоединённой! Разве я от тебя что-нибудь скрываю?
Фан Тхук Динь всем своим видом всё ещё выражал нерешительность.
— Что бы такое сделать, чтобы я мог полностью тебе доверять? — произнёс он, как бы спрашивая самого себя.
— Клянусь…
Фан Тхук Динь отпил глоток кофе и погрузился в себя, словно борясь с собой в душе.
— Это же моя судьба,
— Прошу прощения, я не пренебрегаю тобой. Вопрос это важный, и речь идёт о жизни, а не о пустяке каком-нибудь, поэтому я обязан быть осторожным. Не сердись, ты должен меня понять.
— Нет! Нет! Как я могу сердиться на тебя! Ты прав, что действуешь осторожно. Сейчас хороших людей единицы, а плохих хватает. Повсюду полно шпиков. К тому же об этом я не могу говорить ни родителям, ни жене, ни детям, да?
Фан Тхук Динь бросил взгляд вокруг и, наклонившись к Шаню, сказал ему на ухо:
— Я тебе полностью доверяю. Я знаю участника войны Сопротивления, который может тебе помочь, так как всё ещё поддерживает связь с Вьетминем. Ты должен хранить всё это в тайне.
— И ты скрывал это?! — радостно воскликнул Шань. — А я всё это время собирался уехать за границу и просить оттуда разрешение вернуться на Север. Ты можешь меня представить этому человеку? Я возьмусь за любое дело, лишь бы помочь как можно более быстрому воссоединению страны. А этот человек в Сайгоне или нет?
— Он здесь, в Сайгоне. Но почему ты так горячишься?
— Как же я могу не горячиться после того, что ты мне сказал! Последнее время я видел, что жизнь моя утратила всякий смысл. Я жаждал перемен. У меня есть разум, душа, чувство патриотизма, я не могу допустить, чтобы любая иностранная держава попирала эту землю, не могу согласиться с господством деспотизма на этой земле, не могу выносить боли от раздела страны.
Он говорил вдохновенно и пылко, и это побудило Фан Тхук Диня принять решение.
— Восхищаюсь такими патриотами, как ты, — сказал он. — Я познакомлю тебя с этим человеком, Я такой же, как и ты.
— Прямо сейчас? — ухватился за слово Шаль.
— Говори потише. Допьём кофе и пойдём со мной.
Шань одним глотком допил кофе и сбегал рассчитаться. Затем они оба вышли на улицу. Фан Тхук Динь показал на свою машину:
— Прошу садиться.
Он открыл ему дверцу, а сам сел с другой стороны, к рулю. Сильно захлопнув свою дверцу, он достал из кармана пачку сигарет и предложил Шаню. Тот вытащил сигарету, прикурил от предложенной ему зажигалки и глубоко затянулся.
Я представляю себе революционеров как людей, которые должны во многом разбираться, — сказал он. — Раньше, говоря честно, я любил только науку и не разбирался в политике. Но после триумфа нашей нации в битве при Дьенбьенфу, которая потрясла мир, я словно очнулся. — Заметив, что Динь кладёт пачку сигарет в карман, он спросил: — Ты не будешь курить?
— За рулём я не курю, — улыбнулся Динь.
Они медленно пробирались по дороге, забитой машинами. По вечерам казалось, будто все обитатели Сайгона устремлялись на улицы. Кругом разноцветным неоновым светом горела реклама, которой стало гораздо больше, чем прежде. В городе начали подниматься высотные дома американского образца. Шань вновь глубоко затянулся и, указав на шедших по улице нескольких американских советников, сказал:
— Разве эти типы чем-то отличаются от прежних солдат французского экспедиционного корпуса? Глядя на них, я не могу терпеть… Не понимаю почему, но меня подташнивает.
— Наверное, от табака, — заметил Динь, по-прежнему смотря вперёд.
— Да, возможно… Хочется спать, — тихо сказал Шань вялым голосом.
Динь повернулся в его сторону. Голова Шаня запрокинулась на спинку сиденья. Сбавив газ и продолжая держать руль левой рукой, Динь взял правой рукой недокуренную сигарету у Шаня и выбросил её. Потом он прибавил скорость, выехал на тихую улочку и остановился. Он обшарил все карманы Шаня. Никаких бумаг, только деньги. Во внутреннем кармане он обнаружил вещичку, похожую на пачку американских сигарет. Динь улыбнулся. Это был магнитофон. Он повертел его в руках, затем нажал в нескольких местах и поднёс к уху: на лепте был записан весь разговор между ним и Шанем в чайной. Положив магнитофон в карман, он включил скорость и поехал.
Динь вернулся на улицу Чан Хынг Дао и остановился у главного управления полиции. Показав дежурному удостоверение специального сотрудника канцелярии президента, он попросил присмотреть за сидящим в машине и сказал, что хочет видеть начальника полиции полковника Нгуен Нгок Ле. Последний заменил на этом посту Лай Хыу Санга, после того как Нго Динь Дьем расправился с сектой Бинь Суен. К счастью, в тот вечер полковник был на месте. Дежурный полицейский быстро пригласил Фан Тхук Диня в приёмную. Через минуту, пройдя через двор, забитый полицейскими в белой форме, выкрашенными в серый цвет мотоциклами и дежурными автомашинами, он вошёл в рабочий кабинет Нгуен Нгок Ле, с которым виделся несколько раз в президентском дворце. Тот с радостью вышел к нему навстречу:
— Здравствуйте, господин Динь. Вы, кажется, хотите поручить нам какое-то дело?
Фан Тхук Динь протянул ему руку. Тот угодливо пожал её двумя, зная, что это человек, которого жалует Нго Динь Дьем.
— Только что я задержал типа, который выступает против президента Нго, открыто поносит государственную власть и расхваливает Вьетминь. Он решил связаться с Вьетминем, чтобы вести подрывную деятельность. Хочу передать его вам, полковник, до того, как доложу об этом президенту.
— Отлично! Оставьте его мне! — воскликнул Нгуен Нгок Ле. — Я немедленно допрошу его сам. — Он стиснул в кулак свои толстые и крепкие пальцы. — Ишь, смельчак какой, задумал идти против президента Нго, ругает государственную власть… Решил связаться с коммунистами! Какой бы он ни был смельчак, под током заговорит по-другому…
— Вот свидетельство, которое он не сможет отрицать. — Фан Тхук Динь поставил магнитофон Шаня на стол. — Здесь записан весь разговор мятежника. Передаю вам это как вещественное доказательство… — Он включил магнитофон. Чем больше слушал запись Нгуен Нгок Ле, тем сильнее искривлялось его лицо. Челюсть его сделалась квадратной.
— Он у меня попляшет! — воскликнул он. — Я покажу ему!
— Я оставил этого типа в машине, — сказал Фан Тхук Динь, выключив магнитофон. — Пусть ваши люди, полковник, втащат его сюда. Он без сознания. Примерно минут через десять он начнёт приходить в себя.